– В моем указе о назначении Бакатина есть неопубликованный пункт с поручением ему немедленно представить предложения о реорганизации всей системы государственной безопасности.
Высказывались разные точки зрения на будущность комитета госбезопасности. Многие предлагали вообще ликвидировать это опасное ведомство и создать совершенно новую службу из новых людей и на новых принципах.
Председатель Комитета конституционного надзора уважаемый в стране юрист Сергей Сергеевич Алексеев предложил упразднить КГБ:
– Надо, чтобы вместо этого комитета было управление по разведке и управление по охране правительственных учреждений. И все.
Виктор Иваненко:
– Очень сильны были настроения разогнать, люстрировать всех сотрудников. Я эту тему обсуждал с Галиной Старовойтовой, она была сторонницей люстрации. И с Егором Гайдаром говорил – уже позже, когда он возглавил правительство.
Егор Тимурович прямо спросил:
– Виктор Валентинович, а не лучше ли с чистого листа создать спецслужбу?
– Профессионала готовят годами, – напомнил Иваненко, – а если с чистого листа, то где мы наберем таких людей, как Евгений Савостьянов, который пришел в Московское управление и с ходу освоился? И не все с ходу схватишь. Надо профессионализм воспитывать. Кто будет заниматься оперативными играми? Внедрением во враждебную среду? Это же высшая математика в оперативной работе. Кто сможет это освоить? Люди с улицы? Вчерашние журналисты?
Сергей Вадимович Степашин поддержал иную точку зрения: комитет не уничтожать, а расчленить и модернизировать. Степашин и Иваненко убедили Ельцина, что все надо сохранить, только провести структурные перемены.
Сергей Степашин:
– Моим заместителем в комиссии стал Геннадий Федорович Титов, генерал-лейтенант, начальник второго главка КГБ Союза. Это контрразведка. Его сын, кстати, ныне первый заместитель министра иностранных дел России.
Генерала Титова Крючков в начале 1991 года сделал своим заместителем. Но Титов не участвовал в августовских событиях, поскольку, к счастью для себя, находился в отпуске – и вернулся, когда все закончилось. Горбачев велел всем замам Крючкова написать подробные справки о том, что они делали в дни путча. Справки собирал генерал Титов.
Сергей Степашин:
– Когда я уже стал директором службы, заезжал во двор и поднимался на специальном лифте. А тогда, как все, заходил в подъезд – на костылях. Я каждый день приезжал, поднимался на лифте. Со мной вежливо здоровались, удивленно смотрели, что это за мужик на костылях.
В новом здании КГБ с мраморным полом царило уныние. Тяжелые дубовые двери. Мрачные коридоры, облицованные темным деревом. Партком самораспустился. Чекисты, которые не знали, что ними будет, утешали себя спиртным, купленным в сороковом гастрономе. В туалете скапливались пустые бутылки.
Комиссия обосновалась в освободившемся кабинете бывшего первого заместителя председателя. Там собиралась группа, которая работала со Степашиным, чекисты. Один из них потом, когда Степашин возглавил Лубянку, стал у него помощником.
Сергей Степашин:
– Конечно, поначалу меня побаивались… Хотя меня никто об этом не просил и никто этому не учил, но я все-таки когда-то был замполитом роты и понимал, что с людьми-то надо работать и разговаривать. Я Бакатину сказал, что хочу встретиться со всем руководством комитета.
Пригласил и его:
– Вадим Викторович, если хотите, подойдите тоже.
Бакатин обещал:
– Я Столярова пришлю…
Генерал Николай Сергеевич Столяров стал заместителем председателя КГБ по кадрам (прежде он преподавал в Военно-воздушной академии ВВС имени Ю. А. Гагарина).
Степашин собрал всех начальников управлений и объяснил свою позицию:
– Первое. Цель у нас одна – понять, кто виноват в ГКЧП. Второе. России нужна сильная спецслужба. Это позиция нашего президента и Верховного Совета. Я прошу вас иметь это в виду и работать.
Слова Степашина успокоили чекистов.
– На следующий день приезжаю, смотрят по-другому. Важно было психологически успокоить людей. Лубянка – всесильный орган, и вдруг является какой-то на костылях, а с ним бородатые и лохматые, ужас какой– то… Мы встречались с руководителями всех подразделений, кроме Крючкова – им занималась прокуратура. Изучали документы. Но работали в закрытом режиме. Агентура, оперативная деятельность, особенно за рубежом, были закрыты. Туда никто и не лез. И не пускали. Сразу у всех взяли подписку о неразглашении, даже у известной журналистки Евгении Альбац – она у меня была в комиссии. Она, правда, переживала, что у нее нет возможности все это опубликовать в печати. Но отработала дисциплинированно.
– Немногие имеют такую возможность – вы познакомились с внутренней жизнью специальной службы, было ли что-то, что вас потрясло, нечто такое, о чем и предположить не могли? – спросил я Степашина.
– Ничего там сверхъестественного нет. Сотрудники комитета – обычные люди. Так же думающие о семье и о доме. Большая часть вела себя достойно. Особенно среднее звено. Я со многими встречался, нормально разговаривали. Вот в высшем звене… Фамилии называть не буду, их почти уже никого не осталось в живых… Вот они сдавали друг друга, особенно некоторые зампреды. Помню, как они своего шефа, Крючкова, обливали грязью. Сейчас они пишут мемуары, рассказывают другое. Бог им судья.
– Естественное желание – а покажите мне мое досье – у вас не возникало?
– Кое-что мне показали. Сказали, что я должен был быть задержан, что мои разговоры прослушивали. Это я и так прекрасно понимал, я все-таки из МВД пришел. Досье особого не было на меня. Я так понимаю, что справка оперативного учета, видимо, существовала, но это на всех депутатов заводили.
– То есть ничего такого, что изменило ваши представления о жизни, вы тогда среди этих секретных папок не увидели?
– Многое из того, что уже было известно, подтвердилось. Конечно, я никогда не думал, что и членов политбюро тоже прослушивали. Сталинская школа.
Для работы в комиссии привлекли профессиональных чекистов. Например, главу госбезопасности Чувашии Валерия Ямпольского.
– В сентябре меня вызвали и поручили допросить, точнее, опросить консультантов и помощников Крючкова. Ну, они опытные люди. Часть из них сразу заболела, несколько человек мигом в отпуск ушли. Осталось меньше половины аппарата Крючкова. Оставшуюся часть я и опросил.
– Рассказали что-то интересное?
– Нет. Они отмечали замкнутость Крючкова. Он держал всех на расстоянии – даже помощников, самое близкое свое окружение… Неприятная, должен сказать, процедура. Свои же товарищи, с некоторыми из них я общался по телефону, когда он был председателем… C одним из них у нас установились хорошие отношения. Он стал руководителем нашей Высшей школы.
Это Сергей Васильевич Дьяков. Он был военным. После Ленинградского военно-инженерного училища имени А. А. Жданова командовал саперным взводом. Его решили взять в военную контрразведку. В таких случаях молодого офицера приглашали в особый отдел округа и предлагали сменить стезю. При согласии отправляли учиться в ведомственную школу № 311 (позднее Высшие курсы военной контрразведки) в Новосибирске. В 1971 году он поступил в аспирантуру Высшей краснознаменной школы КГБ имени Ф. Э. Дзержинского, защитил диссертацию, начал преподавать. В 1988 году с должности заместителя начальника Высшей школы сделали помощником Крючкова.
