Сам автор соглашается, что кутургуры, поселившиеся во Фракии при Юстиниане, были болгары; что сии последние появились за Дунаем еще ранее, в V веке; что с того времени не прекращалось их движение в эту сторону (стр. 40 и далее). Но в то же время автор продолжает исходным пунктом для болгарской истории считать легенду о Курате и его пяти сыновьях, относимых к VII веку, и без всяких доказательств выдавать эту легенду за исторический факт. Нельзя же принять за серьезное возражение мне и за доказательство ее историчности предположение, что "в их (Никифора и Феофана) изложении сохранились следы близости к событию автора того источника, которым они пользовались" (76). И это единственное возражение, которое я встретил у г. Соколова на исследование мое о болгарах. Впрочем, он упоминает обо мне еще раз, заметив, что я свое мнение о воинственности славян заимствовал у г. Дринова (91). Между тем моя борьба с антиславистами появилась в печати, если не ошибаюсь, двумя годами ранее диссертации г. Дринова, который притом в своей диссертации и в отношении болгар принадлежит также к антиславистам. Г. Соколов добавляет при этом: "Достаточно подробное опровержение теории Иловайского сделал Макушев в рецензии на книгу Иречка" (об этом опровержении г. Макушева, поверхностном и голословном, см. мой ответ выше). Я даже полагаю, что г. Соколов прочел только рецензию г. Макушева, но моего исследования, вероятно, не читал.
"Что касается национальности болгар, то в настоящее время можно считать окончательно доказанным, к какой группе народов они принадлежали" говорит г. Соколов (89). И тут же из дальнейшего развития этого положения мы видим, что ничего не только окончательно не доказано, а напротив, сами антислависты распадаются на две категории: одни относят болгар к чудской или финской группе, а другие - к тюркской. Г. Соколов склоняется к последней. Затем следуют обычные измышления против арийской народности болгар, как-то: "конный, воинственный народ со многими обычаями, свойственными только азиатским народам турецко-татарского племени"; "крепкая военная организация, развитое военное искусство и сильная монархическая власть", и все это противополагается "мягким нравам славян", отсутствию у них "военной, государственной организации". Отсталость и ненаучность подобных доводов я уже объяснял не раз и не буду вновь о них распространяться. Тут все произвольно и гадательно. Откуда, например, из каких источников взято это положение о сильной монархической власти у болгар еще в то время, когда они появились на пределах Византийской империи? И чем она была сильнее княжеской власти у русских и других славян? Что это за смешение всех славян того времени в один мирный, оседлый, пеший народ? История застает славян на пространстве от Адриатического моря до Волги, в горных и степных местах, по берегам морей и внутри континента, в соседстве с дикими и культурными народами, и все это будто имело одни обычаи, один склад жизни, одно политическое состояние и т.д.? Откуда это гадание, что именно восточные славяне, пришедшие прямо из черноморских степей, не могли явиться народом грубым, склонным к грабежу и разорению чужих земель? Произвол во всех этих доводах слишком очевиден, чтоб иметь притязание на какое-нибудь научное значение.
В своих исследованиях я, надеюсь, ясно показал, что, говоря о нравах и обычаях, наивно было бы смешивать вопрос о степени и характере культуры с вопросом о народности, что остатки кочевого быта не могут служить признаками исключительно туранского происхождения, и т. п.
Верх совершенства в приемах антиславистов составляют те гадания, посредством которых они пытаются объяснить быстрое и совершенно непонятное превращение болгар в славян уже в IX веке. Вот эти гадания: "Влияние славян на болгар началось ранее их переселения за Дунай"; "очень может быть, что в Аспаруховой орде был элемент славянский". "Болгарский элемент несомненно продолжал существовать и после крещения болгар - в Добрудже, удобной для пастбищ коней, где положение их было изолировано". "Орда Аспаруха была не очень многочисленная, не могла довольствоваться собственными силами и для борьбы с греками употребляла покоренных славян" (93-94). В наше время исторической критики как-то совестно вести борьбу с такими наивными приемами; их несостоятельность должна бросаться в глаза даже всякому, не посвященному в дело науки и обладающему только здравым смыслом. Чтобы спасти мнимое туранство болгар, оказывается необходимым прибегнуть к таким произвольным, ни на каких исторических свидетельствах не основанным гаданиям, как малочисленность болгар и присутствие славян в какой-то болгарской орде еще прежде ее переселения за Дунай. Оказывается, что этот грозный, воинственный болгарский народ был так слаб, что покорил себе балканских славян с помощью невоинственных, покоренных славян, неизвестно откуда взявшихся и к какой ветви принадлежавших. Оказывается, что этот энергический, господствующий над славянами народ, снабженный сильною монархическою властью и военно-государственною организацией, не устоял перед кротким, покоренным племенем и быстро растаял; причем принял его язык, и так основательно, что не оставил в этом языке никаких своих следов. А что это за болгары, сохранившие свою татарскую национальность в Добрудже? На каких источниках это основано? И куда же исчезла эта якобы сохранившаяся там народность? Совершенно несправедливо также ссылаться на принятие христианства в оправдание такого превращения. Христианство тут ни при чем. Угры также покорили славян, поселились между ними, крестились (сначала также по византийскому обряду), однако не утратили своего языка и народности. Вообще таких примеров нет, чтобы какой-либо господствующий народ быстро утратил свой язык, приняв христианство. Одним словом, тут мы встречаем полное неведение основных, элементарных законов исторической жизни народов и государств, совершенное неведение законов вымирания старых языков или образования новых. Ничего подобного нигде история нам не представляет.
Обращу внимание еще на следующее: Рядом с произвольным предположением о малочисленности болгар ставится еще другое произвольное предположение о том, что они ославянились не так быстро; что от VII века (времени их окончательного водворения за Дунаем) до IX века (времени крещения и славянской письменности) прошло около двух веков. И этот срок все-таки небывалый для превращения господствующего энергического племени в покоренное, притом якобы вялое, пассивное племя, дотоле ничем себя не заявившее и никакою культурою не обладавшее. Но не замечают еще при этом следующего промаха. Доказательства неславянства болгар, на основании их варварских нравов, сгруппированные Шафариком (на которого ссылаются), взяты преимущественно из войн Крума с Византией и из Ответов папы Николая I в 866 г. В эпоху же своего крещения (около 860 г.) болгары пользуются славянскою грамотой и вообще являются уже чистыми славянами. Итак, если взять в расчет варварство болгар во время Крума, то для превращения их в славян получится каких-нибудь пятьдесят лет. А если принять во внимание указание на варварские превращения болгар в славян не только времени не останется, а первые продолжали оставаться болгарами, то есть самими собою, так сказать, вне всяких сроков. Одним словом, со всех сторон такие вопиющие противоречия, такое отсутствие смысла, что говорить после того о каком-то туранстве болгарских личных имен, прибегая при этом к греческой транскрипции и всякого рода натяжкам, и искать поддержки этому туранству в этимологических домыслах - просто недостойно людей, занимающихся наукою
[186]. Вообще, в виду выставленного мною на передний план положения о невозможности помянутого превращения болгар в славян при данных условиях, заниматься всякого рода иными аргументами, вроде некоторых личных имен и некоторых обычаев - я в настоящее время считаю не более как толчением воды, простым делом самолюбия или национального пристрастия со стороны корифеев туранских теорий. Считаю долгом оговориться при этом, что книгою г. Соколова я пользуюсь как новым случаем указать на полный недостаток научных историко-критических приемов той школы, к которой он принадлежит относительно данного вопроса. От него, как начинающего молодого ученого, нельзя еще требовать полной самостоятельности и критической зрелости в подобных вопросах. Я имею в виду собственно тех, кого он повторяет. Нельзя не заметить, что в вопросах о неславянстве руси и болгар петербургская университетская наука находится под непосредственным влиянием С.-Петербургской академии наук и главным образом А. А. Куника. По крайней мере, я постоянно встречаюсь со ссылками на него в статьях и книгах петербургских молодых и немолодых ученых, как скоро речь заходит о древней Руси и болгарах. (К ним принадлежит и г. Соколов.)
