— Где я? Где мы? — поправилась она.
— Все там же. Что, не помнишь? Мы были в гостях у этого странного типа, многоженца Егора Шимякина, напились. И ты, сообщив всем, что жутко устала, уснула в салате. Хозяин любезно предоставил тебе эту комнату для отдыха. А твой покорный слуга, то есть я, прикорнул у тебя в ногах. Не возражаешь?
— Мне снился страшный сон, самый страшный на свете.
— Здешний хозяин мягко стелет, но жестко спать, — ответил Рустем.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Яна, зевнув и потягиваясь.
— Выгляни в окно и сама поймешь. Нам пора уходить, я не хочу здесь больше оставаться, — глаза Рустема были серьезны, как никогда.
Яна соскочила с кровати и подбежала к окну, чуть не сбив две напольные вазы с цветами. Перед окном на ровной, расчищенной и посыпанной песочком площадке у какого-то большого деревянного столба стояла девушка в странной одежде, напоминавшей длинный холщовый мешок. Удивлению Яны не было конца, когда она поняла, что девушка прикована к столбу цепью.
— Что это? — прошептала Яна.
— Не знаю, сам заметил минуту назад, — ответил ее спутник.
— Увидел и сидишь?! — возмутилась Яна. — Что за мужики пошли?
— Я тебя бужу. Пора сваливать отсюда.
— Не меня спасать надо, а эту бедную девушку! — воскликнула Яна и прямиком побежала на выход. Рустем последовал за ней.
Яна не сразу нашла выход во внутренний дворик. Потайная дверь была занавешена веселой, оранжевой тканью в зеленый горох. Это выглядело еще более устрашающе и дико за яркой витриной, за клоунскими кулисами, словно в выездном цирке шапито, можно было обнаружить прикованную к столбу девушку, словно собаку во дворе.
Яна в два шага пересекла пространство дворика и увидела знакомую темно-коричневую челку.
— Олеся?! Ты?! Боже, почему ты здесь?! Что с тобой?!
Девушка подняла на Яну большие карие глаза, полные грусти, и еле-еле улыбнулась одними уголками губ.
— Здравствуйте, вы тоже здесь?
— Что значит тоже? О чем ты? Почему ты прикована к этому чертову столбу?! — Яна размашисто жестикулировала и металась вокруг столба, между тем, как Рустем спокойно рассматривал крепление цепи и замка.
— Не богохульствуй, — вздохнула Олеся, — это — столб позора!
— Чего?! Какого позора?! Что за дикость?
— Я провинилась и наказана, — сказала Олеся.
Яна готова была плакать, видя худые тонкие, запястья Олеси с железными цепями на них.
— Это чудовищно!
— Это нормально, — смиренно произнесла Олеся, звеня цепями.
— В наше время?! — продолжала возмущаться Яна.
— У нас здесь свое время.
— Время везде одно, — ответил Рустем, успевший сделать невозможное. Он разогнул цепь и бросил ее к ногам Олеси, — ты свободна!
Девушка мгновенно изменилась в лице. Оно просто превратилось в маску ужаса, страха и отчаяния.
— Что вы наделали?! Повесьте ее обратно! Егор будет зол!
— Кажется, я вовремя появился, — произнес знакомый голос главы поселения, — и я действительно буду злиться, если вы, дорогие мои гости, будете лезть в мои дела.
— Да, вы появились очень вовремя, мы как раз хотели попросить вас объяснить ситуацию. Что здесь происходит? — смело обратилась к нему Яна.
— А что здесь происходит? — широко улыбнулся Егор, разводя руками. — Ровным счетом ничего.
— Почему Олеся прикована к столбу? — спросила Яна.
— Это наше чисто семейное дело, внутреннее и закрытое, — спокойно сказал Егор.
— А если мы вызовем милицию? — спросил Рустем.
— И что? — прищурил глаза учитель, и Яна снова кожей ощутила, как по лицу полоснул его неприятный, острый взгляд. — Кто-то будет писать заявление против меня? А, Олеся? — повернулся он к девушке.
— Конечно, не я. Я полностью согласна с твоими действиями, — не поднимая взгляда, ответила девушка.
— Ну, и какая милиция? — улыбнулся Егор.
— Та, которая нас бережет, — хмуро ответила Яна, — есть же какие-то законы…
— У нас свои законы, местная милиция об этом знает и вряд ли будет вмешиваться, — повторил Егор, — и негоже после угощения хозяев милицией пугать. Знаете, как в Библии? Да убоится жена мужа своего! Олеся знает, за что получила, и согласна с этим наказанием, так что зря вы возмущаетесь. Тем более я шел для того, чтобы уже отменить наказание и освободить свою рыбку, свою птичку. Не могу я долго сердиться на своего самого маленького зайчика, так ведь?
Олеся слабо улыбнулась, а Яну даже затошнило от таких сладких речей.
— Ну что — мир? — спросил Егор.
Яна хотела послать его ко всем чертям, но Рустем заблаговременно наступил ей на ногу и ответил:
— Простите, что влезли в не свое дело.
— Вот и славно! Я такой человек, что долго тоже дуться не умею, тем более в праздник, — миролюбиво произнес глава поселения. — Можете быть свободны, праздник уже начался.
Яна бросила прощальный взгляд на Олесю, и они с Рустемом вошли обратно в терем Егора, вышли на другую сторону и поспешили от этого поселения в сторону гостевого дома.
— Как тебе? — только и спросил Рустем.
— Как пишется в утренних новостях — без комментариев.
— Я тоже в шоке…
— Что за странные люди? И этот учитель… а сам обыкновенный развратник, многоженец, сукин сын, — выругалась Яна, благо ее никто не слышал. — Заметил, что все девочки много моложе его? Засадить бы его за растление! Запудрил всем мозги, что они без него и дня не проживут!
— Они все совершеннолетние, предусмотрительный, гад. А то, что годятся ему в дочери, так за это не сажают. У нас и совершеннолетний внук с прабабушкой может жить, — здраво рассуждал Рустем, который как-то в свете последних событий про свои болезни уже и забыл.
— А я одно твердо могу сказать, что Олеся не похожа на его остальных жен.
— Поэтому ее и приковали к столбу, — кивнул Рустем, — младшая жена требует воспитания, остальные уже вышколены.
— Грустно это все. А знаешь, мне показалось, что она хотела что-то сказать, но испугалась или не получилось. А возможно, и наказана она за то, что разговаривала с нами, — предположила Яна.
Рустем погрузился в раздумья, Яна тоже замолчала. Неприятно было осознавать, что оба они понимали: происходит нечто неправильное, но сделать ничего нельзя.
В состоянии полного погружения в безысходные мысли они не сразу заметили, как поднялись на вершину холма, и перед ними развернулась панорама всеобщего веселья. Они увидели огромную площадь, украшенную воздушными шариками, флажками и светящимися гирляндами. Народа было просто тьма, а столы, накрытые длиннющими белыми скатертями, просто ломились от яств.
