Тот явно не разделял ее энтузиазма — даже закашлялся от неожиданного предложения.
— Ладно… пойду я тогда, дела, знаете, дела, — неопределенно сказал Владимир, виновато пожимая плечами, — даже не знаю, что сказать, друг. Ты смотришь на меня, словно видишь в первый раз.
— Для меня это так и есть…
— Вот-вот, а для меня — полная дикость. Мы столько пороха нюхали вместе, клялись, что, если выживем, будем как братья…
— Я сам проклинаю все на свете, но память после определенного момента не возвращается.
— Это так странно. Если вернется заходи — поболтаем, — улыбнулся Владимир.
— Да уж, странновато, — откликнулась Яна, — если она не вернулась к Рустему за несколько лет, вряд ли это произойдет сейчас.
— И все же… — сказал следователь и тихо вышел из номера.
— Ну что? — посмотрел на нее Рустем.
— Не знала, что ты ни хрена не помнишь.
— Есть такое дело, хотя сейчас, пока общаюсь с тобой, у меня забрезжила слабая надежда на ее возвращение. Ты просто склонна шокировать всех окружающих, а может, даже мне перепадет по голове, и память вернется?
— Приступим к исцелению прямо сейчас? — покосилась на него Яна, беря тяжелую пепельницу в руки.
— Аминь!
Глава 16
Их милую беседу прервал стук в дверь.
— Войдите! — крикнула Яна, понимая, что покой им только снится.
Паренек лет шестнадцати в холщовых русско-народных одеждах протянул большой бумажный конверт.
— Яне, — пояснил он, испуганно посматривая на них из-под выгоревших на солнце светлых бровей.
— Да, это я, — взяла она конверт, — что это?
— Я не знаю, велено передать. — Парень неловко поклонился и испарился.
— Открывать? — покосилась на Рустема Яна, держа большой конверт двумя пальцами.
— Вот в этом и есть женская логика. Ты только что собиралась жить в номере, где еще можно найти кровяные пятна, а тут принесли «письмецо в конверте, подожди, не рви», и ты уже в обмороке. Как это называется?
— Я полагаюсь на своего рыцаря. Судя по всему, ты можешь выходить из разных передряг, ты даже на войне был.
— Ага! А еще я легко теряю сознание и все забываю, — хмуро ответил Рустем.
— Но мастерство-то не пропьешь! Я надеюсь, ты в минуту опасности вспомнишь все навыки кунг-фу, карате и черт знает еще чего?
— Скорее черт знает еще чего, — ответил Рустем, с грустью добавил: — Я бы на это сильно не рассчитывал.
— Пока ты меня не подводил, кроме пары позорных обмороков, — похлопала она его по мускулистому плечу.
Он поднял на нее темные проникновенные глаза, в которых опять зажглись веселые огоньки.
— Не боишься?
— Чего? Что отрежут ушко? Нет, а вот что останусь с тобой в номере наедине… Ты помнишь о Нелли?
— Какой? — улыбнулся Рустем.
— Рустем!
— Сливочной? Пудинговой? Творожной?
— Она — Молочная!
— А! Такая кукольная блондинка? Вроде актриса? Нет, не помню, — сделал скорбное выражение лица Рустем.
— Рустем! — повторила Яна.
— А что? Я могу принести справку, что страдаю амнезией. Это удобно в отношениях с женщинами. — Рустем снова принялся гипнотизировать ее своими красивыми глазами.
— Нахал! Твоя амнезия распространяется на прошлое, а Нелли была и тогда, и сейчас, — ответила Яна, приближая к нему лицо, словно ее тянуло магнитом.
Рустем резко притянул ее к себе, скинув с кровати, и принялся целовать прямо на полу. Яна с трудом остановила его, села, тяжело дыша.
— Это неправильно! Я в отличие от тебя не потеряла память и помню, что люблю другого человека. А ты искушаешь меня, ты очень красив и умен, ты знаешь?
— Я смотрюсь в зеркало… Прости, я стараюсь держать себя в руках, — глухо ответил он.
— Постарайся, пожалуйста… ради меня. Я не хочу потом мучиться угрызениями совести.
— Удивительная ты, Яна Цветкова, — снова улыбнулся он, лукаво спрашивая: — Ну, на этот раз мои поцелуи тебе тоже показались странными?
— А… ты все еще помнишь… Нет, знаешь, на этот раз обычные, очень даже сексуальные поцелуи…
— Так обычные или сексуальные? — уточнил он.
— Рустем! — Яна снова не нашлась что ответить: этот парень явно сбивал ее с толку, словно змей-искуситель.
— Да, да, меня так зовут, я помню, — ответил он.
— Вспоминай о Нелли. Ваша любовь прошла сквозь годы, это нельзя вот так разменивать на сиюминутную страсть, это стоит дороже, вернее, бесценно, — прочла лекцию Яна, все еще не сумев нормализовать дыхание.
— У тебя есть закурить? — спросил он у нее таким тоном, как спрашивают подвыпившие мужики в подворотне.
— Я не курю.
— Я тоже, — ответил Рустем, откидывая темные волосы со лба.
— Что с тобой? — придвинулась к нему Яна, снова обжигаясь о его взгляд.
— Эх, Яна! Как ты не понимаешь… Ты права, Нелли Молочная была в моей жизни до амнезии и после. Но любовь к ней осталась в прошлой жизни. Ты же видишь, что я ничего не помню! Я не помню, что любил ее… Она все время преследовала меня, рассказывала о нашей неземной любви, о нашей клятве в верности. Неудивительно, что я стал избегать ее, я чувствовал себя клятвопреступником, обвиненным во всех смертных грехах. Я пробовал ей объяснить свое состояние, но все бесполезно. Я для Нелли остался тем влюбленным в нее парнем, она не понимает, что я — совсем другой человек.
Яна была ошарашена.
— Совсем-совсем ничего не испытываешь?
— Совсем, — вполне серьезно ответил он.
— Кошмар! Она так влюблена, она так надеется… Рустем, но она же красивая, талантливая, ты можешь влюбиться заново! Что только в жизни не бывает! — искренне говорила Яна, не задумываясь — иначе сама бы не поверила в то, что говорит.
— Яна, ты о чем? Как можно влюбиться по желанию?
— Даже кино такое было. А у тебя, может, что-то подсознательно всколыхнется, — продолжала уговаривать его Яна.
— Ничего у меня не колышется, и мы не в кино, — ответил Рустем, вновь по привычке глядя в одну точку.
— Какой ужас! Как же это объяснить Нелли? А может, не надо ничего объяснять? Вот и Владимир сказал, что к тебе еще может вернуться память!
— Что-то мне верится с трудом, — ответил парень, поднимая конверт с пола. — Мы отвлеклись, тебе же принесли конверт с порошком чумы или холеры.
— Вот, а говоришь, что памяти нет, я уж забыла, — с недоверием покосилась на конверт Яна.
