— Точно! Но он попал в экстремальную ситуацию, например, на войну в мирное время. К сожалению, такое тоже бывает.
Рустем более внимательно посмотрел на нее, она же, словно не замечая, продолжала:
— Он был ранен, контужен, испытал сильнейшее психологическое напряжение, я не знаю еще что…
— И потерял память? — спросил Рустем, наливая еще по полфужера шампанского.
— Совершенно верно! Какой ты догадливый! И вот что удивительно, он приходит в себя в госпитале и начинает новую жизнь.
— Что же здесь удивительного? Все вполне нормально.
— Я согласна, что этот человек забыл о своей прошлой жизни, но то, что заложено у него на генном, подсознательном уровне, не должно было поменяться на сто процентов. Это — противоестественно! Я поясню. Встречает этот парень своего бывшего друга-однополчанина, и этот самый друг в разговоре упоминает некоторые вещи, на которые сначала не обращаешь внимания, а потом они наводят на определенные размышления…
— Я полон внимания, — побледнел Рустем.
— Однополчанин сообщил, что парень был большим бабником, любителем женщин…
— И что?
— Конечно, ничего особенного, если не одно «но». У парня-то была девушка, которая любила и знала его со школьной скамьи. Так вот, она утверждает, что он был настоящим однолюбом и желал только ее. Несостыковочка? Какое резюме, товарищ «Маузер»? Кто-то из них лжет, ведь речь идет об одном и том же человеке, или…
Воцарилась не очень приятная пауза.
К ним подошла официантка с большим белым блюдом. На шпажках было нанизано румяное мясо. Блюдо было щедро залито кетчупом, посыпано зеленью и перцем.
— Свежатина! — закатила она глаза. — Еще вчера, видимо, свинюшка бегала.
И удалилась, хихикая.
Яна вздохнула, вытирая рот салфеткой.
— Я уже говорила о том, что у человечества есть два вида мышления — аналитическое и художественное. Хорошо, при ранении можно разрушить участок мозга, отвечающий за что-то, но заработать то, чего не было, вряд ли возможно. Этот молодой человек, служивший с парнем, потерявшим память, сказал, что его сослуживец хотел стать артистом. Да, да, артистом! А для этого должны были быть таланты и способности! И я бы поверила, потому что девушка этого парня и стала актрисой. Возможно, они вместе и собирались в театральный вуз, в школе-то… А когда парень потерял память, он начал работать на компьютере, просто гениально работать…
— Как другой человек, — закончил за нее мысль Рустем.
— Несостыковочка, это точно. А еще парень, который с ним воевал, рассказал интересную историю.
— Называй всех своими именами. Что сказал Вова?
— Когда вас нашли в подвале, я имею в виду тебя, Олесю и ее маму, ты впал в какое-то беспамятство, кричал, вырывался…
— Я сильно переживал за тебя.
— Я тронута. Ты был фактически без сознания, что для тебя, конечно, неудивительно. Дело не в этом, а в том, что ты кричал: «Рустем! Рустем! Помоги! На помощь! Нас окружают! Рустем, я здесь!»
Яна внимательно посмотрела на Рустема.
— Согласись, странно звать на помощь самого себя?
— Согласен. Что-то мне нехорошо, где мои таблетки? — Рустем застучал себя по карманам. — Они мне помогают.
— Не ешь много, еще диабет заработаешь, — сообщила Яна.
— Почему? — удивился он.
— Мне не понравились твои расширенные зрачки после транквилизаторов, и я давно заменила их на простую глюкозу.
— Что? Так я ем простую глюкозу? — ужаснулся Рустем. — Почему же она мне помогает?
— Вылечился, значит, спасибо тете Яне, — пожала она плечами, выпивая шампанское и заедая его пучком укропа.
— Вылечился… — как эхо повторил он, — так ты хочешь сказать, что я не Рустем?
— Для конца своего повествования я забью два последних гвоздя в крышку твоего гроба, но это я образно.
— Да ладно уж, забивай!
— Я ознакомилась с наблюдениями врачей-психотерапевтов о случаях потери памяти…
— Где это — ознакомилась? — перебил Рустем.
— Села за единственный компьютер в этой провинции, зашла в Интернет, — ответила Яна.
— И что сказали врачи? — Рустем робко снял с шампура один кусочек мяса и вонзил в него зубы.
— Что за несколько лет процентах в семидесяти память к людям, потерявшим ее, возвращается, но при одном условии. Человек, то есть пострадавший, должен находиться в знакомой обстановке, в которой он жил до потери памяти. Поэтому так важно, чтобы человека нашли, опознали и вернули в семью. А сколько лет ты ничего не помнишь?
— Я живу не в своей обстановке? По-твоему…
— Да это не по-моему, а по-научному!
— Второй гвоздь? — спросил Рустем, стаскивая с металла второй кусочек свинины.
— Я наконец поняла, что мне показалось странным, когда я тебя целовала…
— Так поздно вспомнила?
— Лучше поздно, чем никогда. У тебя же везде на голове шрамы.
— Да, я знаю, наверное, ранение.
— Не помнишь? — спросила Яна.
— Нет, — честно ответил он.
— Зато я знаю. Это шрамы после пластических операций, именно там они и прячутся!
Рустем прожевал мясо, запил его морсом, доел винегрет и поднял свои темные и безумно красивые глаза на Яну.
— Сейчас еще вспомни, что имя у меня татарское, а сам я на татарина не похож и что многие мне ставят в вину, что у меня до неприличия правильные черты лица и красивое лицо.
— И это тоже! — кивнула Яна.
— И кто я, по-твоему?
— Я не знаю, может, кто-то из тех, кто был твоим другом, однополчанином?
— Хорошо, допустим, я был Ваней Ивановым и был мой однополчанин Рустем Шаломенцев. Его убивают, а меня ранили, и зачем-то, воспользовавшись потерей памяти, делают из меня, из Вани Иванова, Рустема Шаломенцева… Зачем?
— А вот этого я и не знаю. — К Яне вернулся аппетит. Ее поразила его реакция. Он не обвинял ее, не учинил истерики, ни от чего не отнекивался. А ведь произошла трагедия. Легко ли узнать, что живешь не своей жизнью? Что ты вообще неизвестно кто? Да, Рустем, или кто он там, держался молодцом.
— Я так понимаю, что это легко узнать, — сказал он.
— Как? — Теперь настала очередь Яны задавать вопросы.
— Я понимаю, что показания в моей судьбе различаются у двух людей, у Нелли Молочной и Вовы Царева. Значит, кто-то из них лжет. Все логично. Я склонен думать, что она.
— Аргументы?
— Актриса, ей легче, она может что угодно сыграть. Да и, следуя твоей теории, если между нами была великая и большая любовь, я бы все равно это почувствовал, однако этого же не случилось! Я никогда не подумаю дурного о человеке, с которым воевал. К тому же Вова — милиционер, и он не станет нарушать закон.
