Случай подвернулся неожиданно, и получилось все совсем не так, как я думала. Точнее, я вообще не думала, что все так получится. Вернувшись домой из больницы, я столкнулась с Федькой в том же дворе и не успела юркнуть мимо него к своему подъезду.
— О, Сонька, давно не виделись! — развязно произнес он и преградил мне дорогу под смешки своих дружков.
Когда Федька с похабной ухмылочкой бесцеремонно облапил меня, я посмотрела ему прямо в глаза. Страстное желание, чтобы он сдох прямо сейчас, полыхнуло нефтяным факелом, обожгло изнутри едкой кислотой. Перед глазами пронеслись картинки той ночи, и в горле аж запершило от бешенства. Федор запнулся на полуслове, его зрачки расширились, а я с удовольствием представила, как сжимаю в кулаке сердце Федьки… Он вдруг захрипел, отпустил меня и схватился за грудь, закатив глаза. Я испугалась, отступила на шаг, а потом и вовсе почти бегом выбежала со двора, слыша за спиной встревоженные крики и голоса гулявших мамаш и бабушек. А вечером от родителей узнала, что Федя внезапно скончался от резкой остановки сердца, «скорая» приехала забирать уже труп. Вот тут мне стало по-настоящему страшно, ибо пришло четкое осознание, что это я его убила одним своим желанием. А кто-то шибко добрый из соседей доложил папочке Федьки, что последней рядом с его драгоценным отпрыском видели меня — это я уже потом узнала, задним числом.
На следующий день после этого события я уехала отдыхать на все лето, а когда вернулась к сентябрю, к началу занятий в вожделенной Техноложке, моя жизнь перевернулась с ног на голову всего за каких-то несколько дней.
Первое сентября прошло весело, я познакомилась с группой, изучила расписание, отсидела вводную лекцию, а потом мы пошли развивать дружеские связи в ближайшее злачное место, коим оказался бар «SPB» на 2-й Красноармейской. В нашей группе оказалось всего три девчонки, включая меня, остальные двенадцать человек — парни. Хотя меня после достопамятного выпускного к лицам мужского пола не особо тянуло. Заинтересованные взгляды одногруппников вызывали раздражение, и я молча порадовалась, что не стала выряжаться в первый день взрослой жизни. Джинсы, футболка и завязанный на шее свитер на всякий случай, вдруг прохладно будет. Короткие темные волосы вечно торчали в разные стороны, не поддаваясь расческам, и я давно махнула на них рукой, и с утра обычно просто проходила пару раз щеткой по кудряшкам, и все. В общем, завалились мы всей честной компанией в бар, я тут же пристроилась с краю около Оксанки — роскошной блондинки с обалденной фигурой, которую наши парни облизывали глазами. Вот и ладушки, я на ее фоне вообще никак не выделяюсь, что мне и надо.
Мы сидели, болтали, пили пиво, курили — я обзавелась этой вредной привычкой летом, — и ничто не предвещало беды. А потом зазвонил мой мобильник.
— Да? — Я вышла на улицу, чтобы нормально слышать.
Номер, кстати, незнакомый, и меня кольнуло предчувствие.
— Софья Александровская? — Мужской незнакомый и усталый голос.
— Я, а что? — сразу насторожилась.
— Вы где сейчас находитесь?
— На Техноложке, — подозрения усилились, а сердце нехорошо сжалось от предчувствия.
— Александровская Татьяна Владимировна и Александровский Константин Иванович кем вам приходятся?
Сердце превратилось в ледяной ком, а пальцы рук и ног похолодели. Предчувствие перешло в уверенность.
— Р-родители, — я запнулась. — Что с ними? — чуть не сорвалась на крик и нервно сглотнула, достав сигарету. Руки дрожали.
— Авария, — кратко ответил незнакомый мужчина. — Сожалею, ваш отец погиб на месте. Мать в реанимации. Надежды мало, черепно-мозговая и множественные переломы с внутренними повреждениями. Они с трассы вылетели…
Дальше я не слушала. Не обращая внимания на прохожих, косившихся на меня, медленно сползла по стене и села на асфальт. Так и не зажженная сигарета выпала из ослабевших пальцев, а в носу защипало. Мужик говорил что-то еще, назвал адрес, куда мне надо подъехать — как раз на место аварии, спрашивал, есть ли родственники, а я не понимала его слов, отвечала на автомате. Ужасное известие в голове не укладывалось до тех пор, пока не увидела накрытое простыней в пятнах крови тело. Лицо папы можно было узнать, хотя оно выглядело страшно в кровоподтеках и ссадинах. Я сглотнула, судорожно кивнула на вопрос, мой ли это отец, и меня тут же вывернуло на обочину.
Это случилось на Московском шоссе, между Шушарами и Ленсоветовским поселком, родители от знакомых возвращались. Какой-то придурок, по рассказам очевидцев, на черном Джипе, летел по трассе на встречке, задумал, видимо, обогнать, а тут мои родители ехали. В общем, папин старенький «форд» вынесло и перевернуло, пострадали еще машины, но… Папа умер сразу, там некстати дерево оказалось на пути. Машину вскрывали лазерным резаком, потому что салон жутко покорежило. Естественно, виновник аварии не остался на месте, а унесся в неизвестном направлении.
Несчастный случай, такое часто бывает. Номер джипа, конечно, не успели запомнить. Я пребывала в таком глубоком шоке от происходящего, что добиться от меня внятного слова никто не мог. Больница, куда маму отвезли, находилась на Костюшко, и я поехала туда же на «скорой». Выпав из страшной реальности, пришла в себя только в белом длинном коридоре около двери с надписью «Операционная». Добрые врачи укутали в одеяло, всучили в руки стакан с успокоительным, да еще в машине вкатали парочку уколов, а меня все не отпускало. Сколько я там просидела, уставившись в стену невидящим взглядом, не знаю. Когда вышел усталый широкоплечий дядька в халате и маске и сообщил, что они сделали все возможное, но, к сожалению, операция не помогла, я посмотрела на него, залпом выпила остатки жидкости в стакане и ушла в обморок.
…Как чувствует себя подросток в восемнадцать лет, оставшись без родителей? Хреново, если не сказать хуже. После смерти мамы психика наконец включила защитные механизмы, и у меня случилась долгожданная для врачей истерика, что всяко лучше продолжительного шока. Два дня я пролежала в той больнице на успокоительных и снотворном, от рыданий глаза и лицо опухли, голос почти пропал, и я хрипела, как неисправное радио в поисках волны. Еду в меня впихивали силком и грозили капельницей, если не перестану взбрыкивать. Пришлось давиться, но есть. На третий день я нашла силы взять себя за жабры и хотя бы временно запихать все эмоции и переживания подальше — надо было заняться организацией похорон. Из родственников в Питере остался только брат папы дядя Миша, который жил в своем доме под Петергофом. Он и помог тогда. Забрал из больницы, привез домой.
— С тобой остаться, Соня? — спросил дядя Миша, высадив меня у подъезда.
Глядя прямо перед собой, отрицательно помотала головой. Сейчас мне хотелось просто побыть одной.
— Глупостей не наделаешь? — Он нахмурил кустистые брови.
— А? — Я очнулась и непонимающе уставилась на него. — Дядь, ты чего? Мне восемнадцать, какой суицид? Мне еще искать тех ублюдков, что маму с папой грохнули. — Перед глазами снова все поплыло, слезы покатились по щекам.
