Запястья ныли, вывернутые плечи тоже, страх не проходил, балансируя на грани ужаса и паники. Мужик молча пожал плечами и завел машину. Я еще пыталась что-то придумать, прикидывала так и эдак, но моих знаний о собственных способностях катастрофически не хватало, и, несмотря ни на что, я оставалась восемнадцатилетней девчонкой, сиротой, одинокой и очень, очень испуганной. Когда джип выехал за пределы города и за окнами потянулся серый осенний лес, паника выплеснулась обжигающей ледяной волной, затопив сознание до самого верха. События того вечера в памяти не отложились, стертые напрочь инстинктом самосохранения, и даже потом, позже, уже в институте, этот блок снять не смогли. Назвали обтекаемым словом «неконтролируемый выброс способностей», и на том остановились. Я только поняла, что хочу жить, со страшной силой поняла, и все существо рванулось к этой мысли.
Кажется, до меня донесся вопль водителя, и это было последнее четкое воспоминание. Сознание сузилось до точки, а потом его словно выключили. Единственное, я осознавала, что не в обмороке валяюсь на заднем сиденье джипа, и дальше всем происходящим, как понимаю, правили дремучие инстинкты. А когда пришла в себя и снова начала воспринимать окружающее, выяснилось, что все совсем худо: джип стоял, уткнувшись мордой в дерево, водитель лежал лбом на руле, хорошо хоть не на гудке, и я увидела толстую струйку крови, сползшую из его уха по шее. Сердце колотилось в ушах, в них же звенел противный тоненький звук, как комар, и воздуха не хватало, я дышала со всхлипом и неровно. Со страшной силой захотелось курить, но руки по-прежнему были связаны за спиной. И еще лоб саднило — кажется, я ударилась о подголовник переднего сиденья. Надо выбираться. Не знаю, сколько времени прошло с момента аварии, но наверняка кто-то уже вызвал нашу доблестную полицию. Снова светить в сводках свою фамилию не хотелось, тем более что я точно знала: водитель мертв. Вдруг начнут вопросы неудобные задавать, как я оказалась в этой машине, да еще со связанными руками. Рассказывать о своей мести вообще, обо всей этой мутной истории с Федором и его отцом совсем не хотелось.
Башка болела, в висках неприятно пульсировало, запястья уже занемели — на совесть связал, скотина такая, да еще и волнами тошнота накатывала, от голода, видимо. Последний раз днем в столовке институтской ела. Скрипнула зубами, скорчилась на сиденье, подтянув колени к подбородку, и, кряхтя и матерясь, перевела связанные руки вперед. Потом еще зубами теребила узел веревки, обкусав губы до крови, и наконец, когда издалека послышался вой полицейской сирены, запястья освободились. Постанывая, кое-как с третьего раза справилась с дверью и выпала наружу. Грязь, поломанные ветки и, к моему счастью, пустая обочина — видимо, или мне безумно повезло и в момент аварии никого на трассе не наблюдалось, или все водители разом стали глухими и слепыми. Что-то подсказывало вероятность второго варианта. Оглядевшись, определилась с направлением к городу по следам от джипа, и поковыляла со всей возможной скоростью прочь, надеясь, что попадется попутка и подбросит до ближайшего метро.
Меня знобило, и непонятно, от чего больше: от холодного ветра и начавшегося мокрого снега или от пережитого. Сознание впало в ступор, заморозив эмоции, и я просто шла вперед, глубоко засунув руки в карманы, даже позабыв о желании курить. Честно, как добралась до города, помню очень смутно, кажется, все-таки кто-то подкинул до Парнаса — очень удобно, как раз по прямой до Петроградки. Как не загребла полиция, тоже не знаю. Всю дорогу в метро продремала и, только закрыв за собой дверь моей маленькой уютной квартирки, поняла, что отделалась малой кровью и хорошо еще, что жива осталась. Колени ослабли, я сползла по двери, не сняв одежды, и у меня вырвался истеричный смешок. Два раза роняла сигарету, пока наконец не прикурила, перед глазами все плыло, а мозг настойчиво бился в глухую стену, пытаясь понять, что же случилось на трассе. Попытки оканчивались неудачей, и я махнула рукой.
Выкурив подряд три сигареты, посмотрела на часы — девять вечера. Хорошо, что завтра суббота, можно поспать. Черт, что ж делать-то? Папашка Федькин знает, где я живу, и надо как можно скорее разобраться с ним. Да только, узнав о смерти своего человека, неизвестно, что он выкинет. Я знала лишь подъезд, где жил Федька, и тот был с домофоном. Караулить его отца во дворе — глупая затея. Но эта попытка похищения — еще одно доказательство причастности старшего Крупина к смерти моих родителей. Правда, косвенное, однако я чувствовала, что мои догадки верны.
Снова начало ломить виски, и я отложила продумывание действий на утро, отправившись в душ, а потом на кухню готовить. Желание повыть и побиться головой об стенку жестко задавила двадцатью каплями пустырника и глотком коньяка, и спала я как убитая, даже без снов.
А утром, сварганив гренки и чашку кофе и прикурив сигарету, села за ноут собирать информацию о Крупине. Успела выяснить только, что у него несколько крупных фирм, занимающихся поставками стройматериалов, а потом меня прервали. Кто-то неожиданно позвонил в дверь, я вздрогнула и уронила пепел на клавиатуру, тихо чертыхнувшись. Интуиция зашевелилась, но вроде не сигнализировала об опасности. Тем не менее я сжала баллончик и вышла в коридор, порадовавшись, что дверь стальная и с глазком. Хотя последний можно жвачкой заклеить… Паранойя, вон! Крупин-старший так быстро не организуется. Я осторожно заглянула в глазок: на площадке стояли двое мужчин, одетых вполне прилично — в костюмы и длинные темные пальто. Снова звонок.
— Софья Константиновна, откройте, пожалуйста, мы знаем, что вы дома, — вдруг произнес один из них, и я чуть не села прямо на пол в коридоре.
— А вы кто? — через дверь настороженно спросила я, ладони отчего-то вспотели.
— Мы хотим поговорить и предложить помощь, — огорошили меня ответом.
— Она мне не требуется, — открестилась я от неизвестно откуда свалившихся помощничков. — Всего хорошего.
Они переглянулись, и я заметила улыбки на лицах. Практически одинаковые. Парни близнецы, что ли? Очень уж похожи.
— Вы убили четырех людей весьма необычным способом, Софья, — мягко сообщили мне, и я повторно чуть не потеряла самообладание.
Как так быстро узнали?!
— Вы кто? — отрывисто повторила я вопрос.
— Институт экстрасенсорики и паранормальных явлений, отдел аналитики. — К глазку поднесли корочку, и я прочитала имя: Пахомов Александр Дмитриевич, начальник отдела аналитики.
Чуть не захихикала, не торопясь открывать.
— Да ладно, нет у нас в Питере такого.
Больше со мной спорить не стали, а толстая щеколда с внутренней стороны вдруг сама собой поползла в сторону, синхронно с моими бровями — только они поползли вверх. Дверь распахнулась, а баллончик выпал из моих ослабевших пальцев.
— Простой телекинез, — пожал плечами тот, который был Александром Дмитриевичем. — Экстрасенс класса С, приятно познакомиться, Софья Константиновна. Вы позволите войти?
Я молча посторонилась, закрыла за ними дверь, подобрала челюсть, и мы проследовали на кухню.
— И? — устроилась на табуретке, согнув одну ногу в колене и подтянув к груди, смяла в пепельнице тлевший окурок.
