Я, послюнявив палец, неторопливо перевернул очередную страницу, пробежался по ней глазами и только потом поднял на мага невозмутимый взгляд.
– Как что? Вы ведь сами сказали, что на время урока это мое законное место. Вот я и знакомлюсь, так сказать, с обстановкой.
У мага пошло пятнами лицо и задергалось веко. Однако он ничего не сказал и, скрипнув зубами, отвернулся, напоследок взглядом пообещав распять меня после занятия на ближайшей стене, если из его вещей что-то еще окажется испорченным или пропадет.
Я ухмыльнулся, бесшумно откладывая книженцию в сторону, и благополучно задремал, будучи точно уверенным, что светлый до конца урока больше не придерется и даст бедному адепту спокойно выспаться. Для своего же, разумеется, блага.
Действительно, меня никто не потревожил: после звонка раздраженный преподаватель лишь зыркнул в мою сторону (да, я следил за ним из-под полуопущенных ресниц) и просто вышел из класса. Ровно со звонком он так же молча вернулся обратно, занял место у доски и, сделав вид, что до сонно зевнувшего меня ему нет никакого дела, достаточно бодро оттарабанил второй урок, посвященный искусству исцеления.
Его я, разумеется, тоже бессовестно проспал, изредка выныривая из блаженной дремы, чтобы проверить обстановку. И по-настоящему встряхнулся, только когда мастер нарочито спокойным тоном начал раздавать темы для контрольной.
Мне он, разумеется, дал самое сложное задание – поведать всю правду о трудностях человеческого пищеварения. И изрядно удивился, когда я улыбнулся, а затем без возражений взялся за перо, принявшись увлеченно что-то строчить на позаимствованном у него же листе.
Более того, я трудился так старательно, от усердия высунув наружу кончик языка, что едва-едва уложился в отведенное время. И сдал свою работу буквально за секунду до звонка, когда подходящий с гадкой улыбочкой мастер уже собрался напомнить о сроках.
Изрисованную каракулями работу он принял с немалой долей скепсиса, рискнув вчитаться прямо там, перед классом. С трудом различая корявые буковки, он буквально ткнулся носом в бумагу, а затем не выдержал и использовал корректирующее заклинание, активировав тем самым спрятанную в тексте иллюзию, призванную во всех подробностях продемонстрировать заданную тему.
Остолбенел на мгновение, ошеломленно моргнул, когда на него обрушилась вся гамма звуков и запахов, которых я для него не пожалел. Поперхнулся от неожиданности, в доли секунды просмотрев и прочувствовав в ускоренном режиме все, так сказать, этапы неаппетитного процесса. Побагровел, дойдя до последней стадии, задохнулся от несуществующего запаха, который я постарался сделать особенно запоминающимся, а потом, мужественно сглотнув подступивший к горлу комок, просипел:
– З-зачтено.
Я потупился.
– Благодарю вас, мастер.
После чего проворно цапнул с пола свою сумку, перекинул ее через плечо и умчался так быстро, как только мог, пока с трудом сдерживающий тошноту преподаватель не вспомнил о наказании.
Последнее сегодняшнее занятие посвящалось магии огня, и это еще немного подняло мне настроение: с графиней де Ривье у нас сложились хорошие отношения, поэтому с ней не составило труда договориться и выпросить новенький учебник для старших курсов, с которым я весьма приятно провел следующие два с половиной часа.
Графиня, правда, поначалу отнеслась к моему предложению настороженно, решив, что это – очередная шутка. Но потом смягчилась, погоняла по предмету и, убедившись, что мои знания несколько выше ожидаемого уровня, милостиво разрешила провести на ее занятии время с пользой.
В итоге отвратительно начавшийся день закончился сравнительно неплохо. Еще лучше он стал после плотного ужина, который не смогло испортить даже брюзжание Нича, не сумевшего сегодня подслушать в кабинете ректора ничего интересного. Потом я поболтался на виду у однокурсников, демонстративно листая упомянутые Воргом книги. И лишь ближе к вечеру отправился навестить одного невезучего коллегу.
Когда я зашел в комнату, Алес, переправленный в академию Зубищей, крепко спал, забравшись с головой под тонкое одеяло и изредка вздрагивая, будто ему снился кошмар. Выглядел он лучше, чем утром, наконец-то перестав походить на недельного упыря. Однако крупные капли пота, блестевшие на висках, потрескавшиеся губы и судорожно стиснутые кулаки, в которых была зажата смятая простынка, меня совсем не порадовали.
Может, все-таки стоило стереть мальчишке память?
Присев на краю постели, я сокрушенно покачал головой и проверил состояние темного. Все еще очень слаб. Даже не знаю, будить или нет. Все-таки сутки – слишком мало для таких повреждений. И все равно будить придется, его могут хватиться в любой момент.
Сегодня день прошел – и ладно, а вдруг завтра кто-нибудь заинтересуется пропажей? И наложенные на дверь охранные заклятия никого уже не обманут. Поднимут мелкие панику, вызовут сюда Лонера или ректора, вскроют замок, а тут – беспамятный ученик со следами явного вмешательства в ауру, балансирующий на грани сумасшествия.
Вздохнув, я приложил к вискам Алеса подушечки больших пальцев и коротко велел:
– Просыпайся!
Надо отдать ему должное – очнулся он быстро. И, не успев отойти от кошмаров, попытался меня оттолкнуть, с ходу сплетя какое-то слабенькое заклинание. Оно, правда, едва не вышибло из адепта дух снова, однако глаза у него горели вполне осознанной яростью. И в них больше не было признаков подступающего безумия.
– Говорить можешь? – хмуро спросил я, изучая покрытое бисеринками пота лицо.
Алес хрипло каркнул:
– Д-да. Вроде.
– Помнишь, что произошло?
Появившаяся в его глазах настороженность мгновенно сменилась жгучей ненавистью, а голос сразу окреп.
– Да!
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул я, осторожно убирая руки, но при этом не сводя с него внимательного взгляда. – Значит, оракул не успел тебе серьезно навредить.
– Что это было? – зло спросил Алес, с трудом усаживаясь на постели. Но почти сразу охнул, схватившись за виски, согнулся от сильнейшей боли и захрипел.
Я укоризненно покачал головой и, вернув руки на его виски, заставил темного опуститься на подушку.
– Тебе еще рано вставать. Я бы и вовсе не стал будить тебя до конца недели, но преподы скоро хватятся.
– Кто? – с трудом отдышавшись, прошептал он. – Кто это был?
– У тебя хотел спросить, – признался я. – Светлые утверждали, что ты их знаешь. Мне нужны имена.
У Алеса исказилось лицо.
– Ублюдки! Что с ними?!
– Считай, что мертвы.
– А алтарь?
– Я его разрушил.
– Ты? – недоверчиво переспросил парень, с подозрением оглядывая мою тощую персону. Но потом его глаза расширились, с губ сорвался едва слышный стон, и он сжал кулаки. – Да, теперь я вспомнил, что произошло в башне. И кто опустошил наш алтарь! Невзун, ты… Ты кто?!
