– А как же тайна с-с-следс-с-ствия? – усмехнулся наг, с видимым удовольствием подставляя лицо теплому потоку воздуха.
Надо поскорее закругляться и драпать отсюда, а то еще немного, и форму придется выжимать.
– Мне не нужны подробности. Я просто хочу знать, – негромко сказала я, глядя прямо в змеиные неподвижные глаза МакНага, – вы сами к этому пришли… или вам подсказали? Может, начальство приказало обратить особое внимание?
– Вы с-с-считаете, я вел с-с-следствие недоброс-с-совес-с-с-тно? – прошипел наг. – Подтас-с-совал доказательс-с-ства?
Тьфу, Неназываемый, угораздило же меня задеть честь мундира! Одно дело – не вполне законно выбить признательные показания, когда точно знаешь преступника, а совсем другое – возложить вину на постороннего.
Непритворное возмущение МакНага вынудило меня расколоться:
– Есть основания считать, что в полиции завелась крыса. Понимаете?
В детали вдаваться я не стала. И так от Мердока за разглашение прилетит.
МакНаг успокоился мгновенно. Прикрыл глаза и медленно покачал головой:
– Нет. Ничего такого не было. Да и не надо – там С-с-сидоров так нас-с-следил, что только пас-с-спорта не хватало.
Эх, такая догадка не подтвердилась! С другой стороны, Кукольник не дурак, чтобы настолько явно подставляться.
МакНаг гибким движением выбрался из-за стола и вопросительно поднял бровь:
– Вы идете с-с-с-о мной?
– К Чандлеру? – Я поспешно подорвалась с места.
– К Бас-с-сюну, – покачал головой следователь. – Полковника еще нет на мес-с-сте.
Я кивнула. Какая разница, в конце концов?
Все знали, что у Басюна не ладится с женой, поэтому он частенько ночевал на работе.
Полковник, счастливый в браке отец троих детей, этого не одобрял. Но Басюн всегда действовал по принципу: «А Васька слушает да ест». Все равно уживался он с начальником буквально как кошка с собакой (которыми они, по сути, и являлись).
В общем, нашему раннему появлению Басюн не удивился и охотно поднялся нам навстречу:
– Доброе утро. Чем могу быть полезен?
Выглядел Басюн колоритно: уши даже в человеческом облике покрывал темный пушок, залихватски топорщились пышные усы того же темно-шоколадного оттенка, а глаза – зеленые, яркие – светились на смуглом лице.
Не зря поговаривали, что он обращается в черного кота.
– Здравс-с-с-твуйте! – почтительно поздоровался МакНаг. Официоза и обращения по званию Басюн не любил. – У меня вопрос-с-с по с-с-следс-с-ствию.
Замначальника приглашающе повел рукой:
– Присаживайтесь. А вы, домовой, по какому вопросу?
– По тому же, – чуть смутилась я. – Следователь МакНаг ведет дело по жильцу моей улицы.
– Вот как? – пробормотал замначальника и привычно подкрутил усы. – Тогда слушаю.
Пока МакНаг излагал проблему, я тихонько глазела по сторонам. Кабинет Басюна был оформлен в обычном деловом стиле, но, если присмотреться, природу его владельца выдавали мелочи вроде изрядно подранного веревочного столбика, застенчиво спрятанного за кадкой с фикусом. Или вот пустая картонная коробка у шкафа…
– А что вы об этом думаете, Стравински? – обратился вдруг ко мне Басюн.
– Я верю Сидорову, – созналась я честно. – По-моему, он действительно собирался завязать, а его подставили. Он же не новичок, чтобы так наследить!
Басюн перевел взгляд на МакНага и заинтересованно повел ухом:
– Что скажете?
– С-с-с-оглас-с-сен, – неохотно произнес тот. – Он явно там был, но даже не пыталс-с-ся с-с-скрытьс-с-ся. И его адвокат наверняка за это ухватитс-с-ся. Плевалка – с-с-спец!
Прозвучало это с несомненным уважением.
Все понимали, какой шум поднимет знаменитый адвокат по такому поводу. Еще бы, вор-рецидивист наконец-то решил встать на путь исправления, жениться, посвятить себя честному труду и воспитанию детишек… И вдруг такие злые наветы!
Не говоря уж о том, что вряд ли дойдет до суда, – Сидоров очень плох.
А визгу в прессе будет…
И если уж это все понимала я, то хитрый Басюн тем более.
– К тому же Сидоров специализировался по проникновениям на охраняемую территорию, – подхватила я. – И занимался кражей артефактов, ценной маготехники и всяким таким. И такому мастеру лезть в гараж за бульдозером?
Басюн поскреб когтями за ухом и решил:
– Закроем дело… скажем, за отсутствием состава преступления. Пусть потерпевший напишет бумагу, что напутал и забыл, что сам дал разрешение Сидорову перегнать технику.
– С-с-спас-с-сибо! – Змеелюд поднялся и склонил голову.
Басюн жестом нас отпустил и повернулся к распахнутому окну, за которым щебетали беспечные птички.
Закрывая дверь, я успела расслышать низкий горловой звук. Похоже, поголовье окрестных голубей сегодня заметно уменьшится…
Я не стала дожидаться, пока МакНаг оформит все бумаги. Уж в этом он точно мог обойтись без меня. До назначенной Мердоком встречи оставалось еще добрых три часа, но неужели я не найду себе занятие? Той же почты наверняка скопилась целая гора.
Я не отказала себе в удовольствии неторопливо пройтись пешком. Как же я люблю эти тихие тенистые улочки! Такие районы не годятся для открыток – слишком непричесанные, застроенные и засаженные вразнобой. Зато глазу есть где отдохнуть: увитые виноградом беседки, непроглядные заросли клематиса, пестрое разноцветье палисадников… Я глубоко вдохнула запах цветов, чувствуя, как отпускает напряжение. Люблю я свою работу!
Любви заметно поубавилось, когда набежала толпа жалобщиков. Они изголодавшимися комарами вились вокруг, злобно жужжа и не давая ни минуты тишины.
Вот как их выгонишь? В последние дни я бессовестно забросила прием – не до того было, а теперь приходилось отдуваться.
А ведь я еще выгребла из почтового ящика целую груду писем, и они тоже ждали своего часа!
Жители как с цепи сорвались: жалобы, претензии, крики. Даже минутки на перекур улучить не удалось….
Последней каплей в чаше моего терпения оказалась дриада Ларисэль, чье миловидное личико изрядно портили злобное выражение и сварливо опущенные уголки губ.
– Вы должны принять меры! – заявила она с порога, подталкивая в спину безропотного Хельги.
– Здравствуйте, домовой Стравински! – вежливо прогудел тролль, стягивая с головы кепку.
– Доброе утро, Хельги. – Я украдкой вздохнула.
Ларисэль еще хуже мадам Цацуевой – та хоть о счастье окружающих радеет (в меру своего понимания), а дриаду всегда интересовало лишь собственное удобство.
– Вы… вы с ним еще миндальничаете?! – взвизгнула Ларисэль. От злости ее лицо пошло некрасивыми пятнами. – Он ведь только на гадости способен!
