И я поцокала, обещая себе, что научусь ходить, да что там – бегать на новых ногах. И только попробуйте посмеяться! И думайте про меня, что хотите, недалёкие тараторки из ВГА! А ты, Лучезара, бойся попасться мне на глаза! Ты сворачиваешь ложку в спираль одним взглядом? Ха-ха! Вот дам копытом по башке!
А может, стоит написать заявление на кровную месть? Я задумалась. Но через мгновение отмела бредовую идею. Что я сделаю Лучезаре? Превращу её в лошадь? Чародейные дела мне не по силам. А принцип правильной мести состоит в том, чтобы принести обидчику тот же вред, что и он тебе. Иначе баланса не будет. Нарушать баланс не надо. Так всегда кто-нибудь останется неотомщённым. Лучше уж простить.
Главный Вселенский закон гласит: «Никогда не поступай с другими так, как не хочешь, чтобы поступили с тобой». Отсюда вытекает вовсе не Вселенский: «Каждый заслуживает, чтобы с ним поступили так, как он поступает с другими». Отмени этот закон, и истинная справедливость исчезнет. Без неё, конечно, можно жить. Только найдётся много недовольных.
Да ладно уж! Что я действительно сделаю Лучезаре? Позлюсь, понакручиваю себя и… смирюсь. Но искать её надо.
Глава III
Цок-цок. Цок-цок. К утру уже почти смирилась. Во всяком случае, от моего запала не осталось и следа. Бороться я передумала. Исключительно от того, что не выспалась. Оказалось, крайне сложно уложить поудобнее козьи ноги. Они, кстати, длиннее моих. И хвост этот.
Ныть, собственно, тоже передумала. Незадолго до рассвета прошлась по палате. Затем появился Вадим Ростиславович и опять предложил мне отвар. Я спросила, всегда ли мне его теперь придётся принимать перед превращениями. Лекарь ответил отрицательно. Временная мера. Необходимая только в первые, самые сложные дни. Хотя если вдруг почувствую необходимость…
Солнце показало над горизонтом край (домысливаю, конечно. Какой горизонт? В окно видать доброделовские дома – нехилый пригород – да лечебные корпуса), и мои ноги вернулись. Опять противный зуд. Но сам процесс тянулся уже не столь долго. Мне так показалось.
Последний раз я со схожей силой радовалась возвращению денег, теперь ног. Странная аналогия. С деньгами получилось сложнее. Я как-то по глупости села играть с Ратмиром и Пересветом в покер и продула свежеполученную ученическую выплату. А потом отыграла назад. Уже под утро. Думаю, они тогда поддались. Хотели спать, но требовалось сперва отвязаться от меня. С ногами противнее.
– Неужели нет того, кто смог бы просто освободить человека от заклятия? – поглядела я в ясные голубые глаза глазированного пончика.
– У нас нет. Запросы в другие лечебницы уже посланы, – Вадим Ростиславович зевнул. – Видите ли, Добряна, снять чужое заклятие удаётся далеко не всегда. Нужно хорошо понимать его природу. Существуют простейшие заклинания, какие Чародеи изучают в школах. Предмет к себе притянуть, канал на дальневизоре переключить, огонь зажечь. Если один Чародей разжёг костёр магическим способом, другой тем же способом его легко затушит. А есть заклинания, которые никто никогда не изучает. Так как их невозможно сформулировать и здраво изложить. Ну и… запрещены многие вещи. То, что живёт в человеке – его индивидуальность. В колдунах индивидуальность колдовская. Каждый человек совершает обычные вещи, каждодневные процессы не так, как другие, по-особенному. В чародействе – то же самое. В вашей ситуации ворожея находилась в состоянии озлобленности, ярости. Она, вполне вероятно, выдала такое, в чём сама едва ли разберётся. Это временами происходит. Потому довольно часто люди, находящиеся под волшебным ударом, так и живут. Пока само не рассосётся. Иногда несколько лет. А иногда, и это также не редкость, что-нибудь происходит, какая-нибудь мелочь, и заклятие спадает само. Буквально на следующий день.
Как здорово! Лекарь есть лекарь. Я так понимаю, Чародейные не многим отличаются от Численных. Ничего не сказал, ничего не сделал, но будто провёл огромную работу. Как-то всё очень неопределённо. И жить-то дальше как? Либо ждать несколько лет до исчезновения симптомов, либо искать и трясти за плечи Лучезару. Пусть исправляет, что наделала.
Тут я вспомнила:
– Зараза!
– Что? – не понял лекарь.
– Лучезара как-то сказала, что у неё «невозврат», или как оно называется? Она не в состоянии снимать собственные заклятия.
Вадим Ростиславович, похоже, совсем не удивился.
– Да. Да. Мы кое-что знаем о Лучезаре Верещагиной. От неё, собственно, требуется всего лишь найтись и рассказать подробно о происшедшем. Унывать нет причин, Добряна. А вдруг уже следующей ночью превращения не произойдёт?
Вот так всё просто, да?
Плохо он меня знает. Я всегда найду причину, чтоб поунывать.
Днём ко мне приехали стражи и учинили основательный допрос: где?.. Что?.. Как?.. Почему?.. Не знаю ли я друзей Верещагиной, у каковых она могла бы скрываться?.. Не ведаю ли я о её тайных помыслах в отношении Славомира?..
За Славомира они особенно переживали. Откровенно признаться, только за него они и переживали.
Да и мне (хоть и по большому счёту наплевать на Гуляева, это из-за него я теперь в ночи даже слепому и безрукому приглянуться не могу) крайне неприятным представлялось то, что Лучезара с ним сделала.
Камень.
Остаются ли в камне жизненные силы? Или он сейчас стоит мёртвой статуей в гостиной Гуляевского особняка и мучает своим видом терзаемых горем родственников?
– Итак, есть ли в Великограде друзья у Лучезары Верещагиной? – повторил свой вопрос страж.
Усатый. На таракана похож. Внешность весьма отталкивающая. Выглядит лет на сорок, а судя по знакам отличия, недалеко по службе продвинулся. Он сидел на единственном в палате обшарпанном стуле и буравил меня испытующим взглядом. Его напарник стоял чуть поодаль. Там же, где вчера находился Милорад. Облокотившись на спинку кровати. И тоже почему-то пялился в сторону умывальника. Что там? Мёдом намазано? Или ракурс особенный?
– Да какие друзья? – вздохнула я, понимая, что искать в этом направлении и стражам и мне бесполезно. – За четыре с лишним месяца, что Лучезара с нами жила, к ней никто не приезжал. Ни друзья, ни родственники. Приятелей у неё навалом. Она со всеми приятельствует. Они её обожают. Обожали, стоит говорить, наверное… Она всегда давала в долг и забывала. Всех угощала. В то же время часто закатывала такие истерики, что люди от неё прятались.
– Но возможно, она встречалась с друзьями не в общежитии, а в другом месте? Переписывалась с ними? Созванивалась?
Я покачала головой.
– Если и так, то мы с Радмилкой не имели о таких встречах понятия. Лучезара нам ничего про друзей не говорила.
Многого стражи от меня не добились. Я раньше задумывалась о том, почему наша ведьма, услышав личный вопрос, отвечает односложно или вообще переводит беседу на другую тему. Но лишь сейчас поняла, что мы ведь совсем ничего (то есть – совершенно) о ней не знаем. И догадываюсь почему. Меня, как подругу, она уже потеряла. Имеется вероятность, что подобные членовредительства она применяла и ранее. О чём тут рассказывать?
