– Это не всё, – Милорад глянул на меня несколько свысока. – Радмилка сообщила, что тебе полагается также ежемесячная выплата от княжества. По закону. За магическое увечье. Я уже поговорил с твоим лекарем. Он подтвердил и пообещал выдать все справки. Нормальный мужик этот Вадим Ростиславович. Предъявишь их, где надо, и выплата составит около двадцати гривен в месяц. Скажи – неплохо?
Я расцеловала Дубинина за добрые новости. Возможно, стоит и вправду отказаться от побега. Хотя бы попытаться жить с козлоногостью. А там… время покажет.
К вечеру второго выходного я упаковала почти все вещи, с нетерпением ожидая утра понедельника, чтобы убраться из опостылевшего заведения. Новую жизнь всегда лучше начинать с понедельника (то есть это бред, конечно, но если бы меня выписывали во вторник, я б сказала: «Со вторника»). В понедельник Лучезара обогатила меня исключительным подарком. Седмица прошла. Пора идти дальше.
Власта, в какой уж раз, принялась всхлипывать, грустно глядя в окно. Вернее, на стекло, где отражалась наша палата. Улица за ним скрывалась в ночи, не разглядеть. Мне тоже хотелось реветь. Мне в последние дни постоянно хотелось реветь. Я вообще считаю себя слабой, рефлексирующей особой, постоянно не находящей себе места. Но понимаю, что никто не рвётся утирать нытику сопли. Потому обычно делаю уверенное лицо и веду себя будто всё нипочём. Напускная развязность помогает скрывать истинное положение вещей. Например, я совсем не умею просить. То есть никак. Абсолютно. Поэтому когда приходится, допустим, занимать денег, я говорю тоном человека, которому все кругом должны:
– Ратмир, дай полгривны.
И смотрю так, словно не прошу, а требую вернуть своё кровное.
Так обычно просят те, кто не умеет просить. Упрятанный в глубину комплекс призывает показывать обратную сторону. Вместо опасения услышать отказ – наглость.
Ратмир обычно спокойно отсчитывает двадцать пять кун. Ему плевать на мои не полностью осознанные страхи. А когда пьян, он забывает про долг. Сразу, как только отдаст деньги.
Но остальные в ответ на бесцеремонное требование занять ничего не дают. Им нужно, чтобы их по-человечески просили. Потому и занимаю я редко, причём только у Ратмира.
А из-за псевдосмелости в глазах окружающие думают, что я очень сильный человек. И страхов у меня нет. И слёз. Смешно.
– Ну вот, – вздохнула Власта, – теперь ты выписываешься. На твоём месте уже столько народу поменялось.
– Зато твой угол, глянь, какой весёленький. Что значит долго лежать! Половичок возле кровати, календарь на стене, книги. И главное, ты медленно, но выздоравливаешь. А со мной никакой определённости.
– Когда я ещё выздоровею? – завела волынку соседка. – Слишком медленно. А ещё я боюсь, что Сила забудет меня. Может, уже забыл. Влюбится в другую. А на меня потом и не посмотрит.
Она по привычке принялась обливаться слезами. А я подумала: «Фи! Какая пошлость! Из-за парня плакать!»
– Ну, на меня теперь тоже никто смотреть не станет, – решила я проконстатировать факт на случай, если собеседница подзабыла. – Сходить никуда вечерком не смогу. И Пересвет забудет, как я выгляжу.
Властины слёзы опять мигом пропали. Как у неё так получается? Может, они просто исчезают в шерсти? Ну ладно, в волосах. На лице…
В глазах зажглись огоньки. Ох уж мне эти любительницы интимных историй!
– Пересвет? Кто это? Расскажи!
Тут я впервые задумалась о том, а не слишком ли часто вспоминаю Усмаря. По какой конкретно причине ляпнула сейчас его имя? И ведь не впервые со мной такое. Если предположить, что существование на земле Пересвета не даёт мне покоя уже четвёртый год, то почему я раньше не сделала шаг навстречу? Не привыкла сама совершать шаги? Есть такое. Но он-то тоже совсем не против был. Если б Милорад в своё время не вмешался, не прочитал мне лекцию о том, с кем стоит заводить отношения, а с кем – нет… Так ведь я не часто его и слушаю. Лекции Дубинин постоянно читает. Он всегда полагал необходимым удерживать меня от необдуманных поступков. Если б не это, бросилась ли бы я тогда в кипящую любовь с Пересветом? А он?..
Мы всегда колкости друг другу отпускаем. Вот зараза! Наверное, Милорад и с ним разговаривал. Убеждал, что я слишком ранимая. Существует такая вероятность.
У Усмаря появлялись какие-то девушки. У меня появлялись какие-то парни. Милорад без устали лекторствовал. Всё в итоге оказывалось временным, глупым, поверхностным.
С другой стороны…
Впрочем, сейчас-то какая разница?
– О! – я решила поиграть напоследок в завсегдатайшу колдовской лечебницы. Подкинуть Власте пищу для завтрашних пересудов в общей комнате. – Он мой герой! Его у нас все обожают! Такой лапочка!
Фу-у-у! Заговорила, как Лучезара и её подружки, поклонницы сериалов о любви. Не пойти ли помыть рот с мылом?
– Красивый? – соседка мысленно, похоже, уже начала смаковать несомненно прекрасную историю любви, в какую вероломно вмешалась отвратительная Чародейка.
– Не то слово.
Гнуснятина какая! Что я несу?
Хватит. Остальное Власта додумает сама.
– А теперь баиньки.
– Как баиньки?
Действительно! Как можно уснуть на самом интригующем месте?
– Не заставляй меня рвать себе сердце!
Нет, ну это даже для Лучезары слишком пафосно. Для меня уж – сверх меры. Слышала б Радмилка, уписалась бы со смеху. Стоит всё-таки помыть рот.
– Спать.
Глава VII
Кружевная переписка
Лютень, 12. 11199 год.
Весна: Мама говорит, ты исхудал. Мне тоже так показалось. Я ожидала, что, напротив, в столице отъешься. Но ведь камера уродует. На экране все такие страшные. У тебя вправду всё в порядке? Или ты не хотел, чтоб мама волновалась?
Добрыня: Всё в норме. Домой только очень рвусь. В лес. Устал от суеты, шума здешнего. Тишины бы.
Весна: А Сивогривов суетой упивается. Когда звонит, твердит, какой Великоград шикарный город. Словечко ещё такое. Скажи, не врёт? Ему в самом деле нравится?
Добрыня: Думаю, да. Храбр всегда мечтал уехать из Прилучья.
Весна: Его искали. Я не стала говорить при маме. Да и ему тоже.
Добрыня: Они же?
Весна: Конечно. Кто ещё? Как можно так долго отказываться понимать, что Сивогривов не хочет к ним присоединяться? Что за люди?
Добрыня: Будь осторожней. Почему от него скрыла?
Весна: Да ну. Переживать станет. Мне ничего не сделают. Не захотят его злить. И давить на меня не станут. Им не надо его заставить. Им надо его убедить.
Как там столица?
