– Живот растёт, – тихо пожаловался братец.
Где он у себя живот увидел? Нет, конечно, если сравнивать его фигуру с накачанными торсами соседей…
– Двигаться больше надо.
Мы расплатились, сели за стол, и я повторила вопрос о других пострадавших.
Дубинин накинулся на еду, потому ответил с набитым ртом:
– Любава.
Выяснилось, что после обсуждения с девчонками в лечебнице вероятности нанесения магических травм другим особам женского пола, к каковым посмел неравнодушно отнестись Гуляев, Дубинин набрался смелости прийти к Любаве. Узнал, что живёт она на четвёртом этаже общежития (по соседству с Надёжей, как оказалось), и рискнул. В качестве предлога заготовил умную фразу. Будто бы выясняет обстоятельства произошедшего. А все вокруг только и делают, что переживают за невинно пострадавшую красу ВГА. (Ну то есть это он полагал, что фраза умная.)
Медленно волокся вечер прошлого вторника. Поздний вечер. Любава вторые сутки пряталась. Как она умудрилась сделать так, что в общежитии никто не заметил, что кожа у неё покрылась пятнами размером с металлическую монетку в четверть куны?
В общем, сначала Любава не собиралась открывать дверь незнакомцу, появившемуся почти за полночь. Некоторое время объяснение велось через замочную скважину. Соседи наверняка подслушивали – ничего же не скроешь.
Каким-то образом Милораду удалось расположить к себе девушку. Она впустила гостя. Поначалу просила на себя не смотреть. Он нёс околесицу, мол, совсем незаметно. Хотя заметно даже при тусклом освещении. Ой-ёй-ёй, как заметно! Сам признался. Накрылась разбитым корытом очередная безоговорочная победа в конкурсе.
Любаве требовалась поддержка. Её соседка по комнате ещё не вернулась с зимнего отдыха, и никто другой не познакомил с новостями, не рассказал о буйной Лучезаре и её проклятиях. Задача легла на плечи Дубинина. Приятная задача, ведь он выяснил, что Гуляев интересовал Сухову не больше, чем я – Забаву.
Милорад дал обещание найти способ снять заклятие. Опрометчивое, на мой взгляд. Вдруг не найдёт? Впрочем, впечатление он, я уверена, произвёл. И ещё поклялся никому не открывать чужой тайны.
– Трепло! Мне же открыл.
– Ты не считаешься. Ты тоже в поиске выхода. Вроде как мой напарник. И потом, ты же будешь хранить молчание.
– А если не буду? – тут я, конечно, удумала поиспытывать на прочность нервы Дубинина. Наклонилась над столом, заглянула в глаза.
– Тогда каждое твоё слово будет использовано против тебя, – парировал оппонент. Убедительно, стоит заметить.
– Ясно, – я отодвинула тарелку из-под супа. – А делась она куда? Что, так и сидит в четырёх стенах?
– Нет. Она уехала домой. Я проводил её тогда же ночью. Билеты на вокзале купил. Она в угол забилась, лицо закрыла. Недалеко живёт. В Щукинске. Четыре часа на поезде. Утром прислала сообщение: «Доехала хорошо». И в Академию сама позвонила, сказала, что заболела.
Я откинулась на спинку стула, раздумывая о том, что зря взяла блины. Супом насытилась. Дубинин прав, странная я какая-то. На владимировской кухне аппетит не пропадал никогда. А тут…
– Когда я заикнулась о доме, ты начал протестовать.
– Тут другое дело. На ней заклятье висит круглые сутки, а к тебе заходит переночевать. И потом она вернётся – я знаю, а ты…
Потрясающая убеждённость!
– Молодец, сынок, – оценила я с изрядной долей благодушной издёвки, – ты стал совсем взрослый. Научился разговаривать с девушками.
– Заткнись, Вьюжина, – беззлобно посоветовал Милорад. – Давай лучше продумаем дальнейшие действия. Предположим, Ягода и вправду откажется помогать. Я звонил в клиники, в платные лечебницы. Цены бешеные, а гарантий – никаких. Везде отвечают: «Кто способен дать гарантии, если речь идёт о заклятиях?» Что вы тогда деньги такие берёте? Пламена сказала, что ей нужно посмотреть на человека. За руку подержать. Но Любава в Лебяжье не поедет. И к местной Яге, в Щукинске, тоже идти отказывается. Не доверяет.
Я натянуто улыбнулась и произнесла с наигранным разочарованием:
– Думала, ты ради меня стараешься.
– И ради тебя тоже, – серьёзно ответил Дубинин. Покончил со своими блинами и принялся за мои.
– Про Ягоду можно забыть, – размышляя вслух, я смотрела в окно на зелёный бок коровы. – Тебе же сказали, она в Заокеанье. Найти – не вариант.
– Угу, – отозвался Милорад, – только существует в мире одна интернациональная штука. Кружевом в простонародье кличется.
– И?
– Кто сейчас не зарегистрирован в социальных сетях?
Кружевная переписка
Лютень, 18. 11199 год.
Добрыня: Всё! Не могу больше!
Весна: Что так?
Добрыня: Не в силах видеть этот город! Как люди здесь живут? Подозреваю, они просто никогда не слышали о естественной среде обитания. Я в лес сейчас готов на неделю уйти. Чтоб тишина. В городах Забытии мне так трудно не приходилось.
Весна: Я бы с радостью тебя сменила, но… поговорила со старейшинами. Услышала, что меня они не посылают, потому что глава вашей Академии не может выделить отдельную комнату для меня в вашем общежитии. Подселить меня ни к кому нельзя, видите ли. А вот наш братик уже пакует манатки. Ему отдельную комнату не надо. Он у вас третьим собирается стать.
Добрыня: Я сейчас мигом тоже брошусь манатки паковать. Мне братика дома хватало. Здесь и без него нервотрёпки валом.
Весна: Я уже думала рвануть к вам, поселиться с Сивогривовым, чтобы К. места не осталось.
А ты ведь не бросишь столицу? Ты никогда не бросаешь начатого.
Добрыня: Ну-у-у-у – это в некотором смысле признание несостоятельности.
Весна: Сегодня по ДВ показывали вашу Академию и надпись на стене: «Долой Забытых из Великограда!»
Добрыня: Она ночью появилась. Утром уже замазывали.
Весна: Мама сразу плакать начала. Утверждать, что она изначально не ждала от вашей поездки ничего доброго. Так боится, что Численные вас погонят. Или… Ну ты же знаешь, наша мама всегда себе найдёт причину для слёз.
Добрыня: Успокой её. В крупных городах никому ни до кого нет дела. Для большей части Численных мы просто не существуем. Да и нас стенописью не смутить.
Весна: А мне неприятно. Мама росла на историях, как Численные с Чародеями гонялись за оборотнями с вилами.
Добрыня: Началось. Здесь и вил ни в одной лавке не купишь. И если что, мы с Храбром успеем убраться. Не сомневайся.
Весна: Приличные люди в столице имеются?
Добрыня: Представь себе. Хотя общая картина неутешительная. Определённый процент уверен, что мы буквально вчера из пещер выбрались. Что нам полагается дубинами в зубах ковыряться и мычать. На днях пришла девушка, интервью для научного журнала брать. Когда она вопрос задавала, сразу принималась его объяснять. Ей в голову не приходило, что мы с первого раза понимаем. Сивогривов – он же любит постебаться – взялся рассуждать про политическую ситуацию на Предельном Востоке, про биржевые торги, а затем перешёл к искусству, а конкретно к позднему абстракционизму. Девица на него смотрела, как на копчёную рыбину, внезапно начавшую философствовать. А после того как я на следующий вопрос ответил: «Нельзя жить по принципу après nous le déluge
[1]», оказалась совсем дезориентированной. Она не поняла, на каком языке я разговариваю, и, судя по глазам, не знала, что эта фраза означает. И эти люди считают, что за нами по интеллекту только растения!
