– Вьюжина, где мои деньги?
Ратмир в кредиторах – положение не из приятных. Его должники в случае неуплаты выходят из ситуации с потерями. Должницы отделываются легче. Только я не в том положении. Мелочёвку он мне всегда прощал по-дружески. Человек великодушный. Но мелочёвку я никогда не обещаю вернуть. А тут и сумма немалая. И вернуть обещала.
Влипла.
– После праздников, – проговорила я через дверь.
– На счётчик поставлю, – дал зарок Делец и ушёл.
«Не поставишь», – подумала я и снова позвонила Здравко. Отключён.
Прячется.
Где была моя голова?
Следующему постучавшему я открыла. Добрыня пришёл с бутылкой игривого вина и мандаринами. Я только в этот момент сообразила, что ничего больше на столе у нас и не окажется. Не подготовилась. Слишком дёргалась и нервничала. И продолжала дёргаться и нервничать после прихода гостя. Пока не поняла, что ему и вправду не важно, какие у меня ноги после заката. Несколько успокоила себя этой мыслью и постепенно снова стала натягивать собственные нервы. Да. Он не таращился. Не смеялся. Спокойно вёл светскую беседу. Снова подбивал меня побольше рассказать о себе. А я улыбалась, но не находила себе места. К тому же Добрыня ставил мне мат за матом.
Шахматы я в своё время позаимствовала у Владимира. Деревянные, резные. Ему подарили поставщики. Подарок довольно долго пылился в кабинете без надобности. А как-то мы разговорились, и я сказала, что в детстве ходила в шахматный кружок, – после чего Владимир передарил мне свой подарок. Дубинин прав лишь отчасти. Если дар неугоден, его просто необходимо отдать.
То ли знания, полученные в шахматном кружке, я уже подрастеряла. То ли слишком переживала от того, что другой человек видит меня после заката… (Собственно, ничего он и не видел. Я, изображая патриция, закуталась в простыню и провозгласила, что у нас костюмная вечеринка. Халат в праздничную ночь и при госте показался совсем уж неуместным.) Причина и не важна, важно, что раз за разом я проигрывала.
– Всё потому, что играть в шахматы в новогоднюю ночь – дикость неописуемая, – подытожила я пятую проигранную партию.
– Всё потому, что ты невнимательна.
Будешь тут внимательной.
Около полуночи позвонила Радмилка. Поздравила с наступающим и похвасталась:
– А я на академской вечеринке! Представляешь, уже ни на что не надеясь, приехала вечером в общагу. Ко всем приставала, не продаст ли кто билетик. И тут один из Забытых, тот, который низенький, мне его подарил. Я так одурела, что даже поблагодарить забыла. Такой привлекательный мальчик.
Предсказуемо.
– И тебя с праздником, Барышникова.
– А ещё знаешь что, Добряна, – не замыкайся в себе. Не комплексуй. В том районе, где мой начальник снял помещение под контору, почтальон один ходит. К нам тоже почту носит. Пока счета только. Не знаю, чьи там у него ноги – под хламидой не видно, но заканчиваются они копытами.
Как вы мне все надоели со своей терапией!
За окном гремели фейерверки. Великий князь Святополк поздравлял народ по чужим дальневизорам. А я не отвечала на стук в дверь.
– Тебе хотят пожелать всего лучшего в Новом году, – прокомментировал Добрыня.
– Календарные праздники – чудовищная банальность. Они предполагают обязательность. Другое дело – праздник спонтанный. Этакий порыв души. Поздравления в такой праздник идут от сердца. Они истинны. В общем, пусть себе хотят. Дай я сыграю белыми.
Добрыня повернул доску. Я рассеянно двигала фигуры. Всё поглядывала на своего противника. И вспоминала книгу Волкова. Где он черпал данные? На какие факты опирался? Откуда взял, что в Забытых меньше человеческого, чем в нас?
Я спросила о Ладном. Большой, оказалось, городишко-то. Немногим меньше Лебяжьего. Всё там есть, только в несколько запоздалом варианте. То есть новинки доходят до Забытии немного позднее, что естественно, если задуматься. Даже в Лебяжьем они возникают чуть позже, чем в том же Великограде. А ещё в Ладном полным-полно Забытых и наперечёт Численных. Только там не пишут на заборах «Гнать чужаков подальше!»
– А на каком отделении ты учился?
– У нас в институтах нет отделений. Довоенная программа. Упор на иностранные языки. Понадобилось, когда нелегально мотался на Западные острова. Философия, география, риторика, – он усмехнулся и подвинул пешку, – и прочее.
Ну и болван ты, Волков!
Основательно расслабиться я всё-таки не смогла. Не помогло игривое и равнодушие гостя к моим ногам. Уродство, подаренное Лучезарой, сковывало не хуже цепей. Потому я выпроводила гостя вскоре после наступления двухсотого года.
В ту ночь мне очень хотелось, чтобы слова Ягоды оказались правдой и Верещагину бы так же гробило отвратительное настроение.
И тут пришло сообщение от Пересвета: «Поздравляю. От одиночества не страдаешь?» Мне стало ощутимо лучше. Помнит. Думает. Хотя чего бы ему обо мне думать на вечеринке-то? Где музыка и веселье. Я поулыбалась, и ничего не написала в ответ. Страдаю, не страдаю. Какая разница?
Глава XVII
Я накупила жёлтых журнальчиков, поддавшись на заголовки типа «На меня наложили заклятие, но я справилась». Надеялась выловить оттуда что-то полезное. Кое-что и выловила. Любое грамотное слово (а на печатных страницах встречались и такие) обладает неким целебным эффектом. Во всяком случае, для меня. Хлебом не корми, дай почитать что-нибудь.
В послепраздничный выходной день мы со Златкой бродили по ближайшему к Галушкинской улице «Изрядному». Так называют большие торговые центры в несколько этажей. Своеобразные крытые рынки, где приобрести можно всё. Здесь существует двоякое понимание слова. «Изрядный» значит «выросший из торговых рядов». И одновременно – «выходящий по размеру из ряда вон».
Златка угощала меня кофе в харчевенном дворике второго этажа и листала те самые журнальчики на предмет поиска здравых советов. Мы решили попробовать (в смысле мы решили – а я попробую) некоторые заговоры. (В журналах говорилось, что для этого необязательно рождаться Чародеем.) А также самые элементарные из отваров.
Я на эту бредятину все выходные убила. Хоть бы что сработало. Журналы, жалобно шелестя страницами, полетели в мусоропровод.
После праздников Дубинин стал мрачнее тучи. Что-то явно произошло, но он ни в какую не желал отвечать на вопросы. Ладно бы один-два дня посердился на мир в целом. Впрочем, и это ему несвойственно. Кто знает, может, друзья-изобретатели чего напортачили? Или он сам запорол какую-нибудь важную штуковину? Не говорит, и ладно. Только затягивается что-то негативный настрой…
Позднее я начала думать, что дело в Любаве. Видимо, Ягода ничего не смогла сделать. Бывшая первая красавица ВГА до сих пор не вернулась. Случайно встретив однажды Дубинина на третьем этаже возле кабинета главы, я в очередной раз полюбопытствовала, почему он чернее тучи и что тут делает.
