– Ты!.. – бестолково пропустив несколько мгновений, я вскочила и бросилась на агрессоршу. Мы повалились на пол. Пока я тратила силы на Зорицу, её сообщница всё переводила на снимки память аппарата. Когда до меня дошло, что именно светописец достоин уничтожения, а никак не Зорица, я попыталась вскочить и добраться до второй девицы. Но первая ухватилась за мою рубашку и вновь повалила. Не знаю, сколько длилось противостояние, сопровождаемое негромкими ругательствами, только потом Зорица прокричала подружке:
– Уходи! – а сама вцепилась в меня ещё крепче.
Та мигом пустилась бежать. Я услышала из коридора быстрый затухающий стук подошв её обуви. Рванулась кинуться следом, но Зорица повисла, обхватив меня за талию. Ещё несчитанное количество мгновений прошли в бесплодных попытках освободиться. Затем Зорица отпустила сама и отскочила в сторону. Я от неожиданности потеряла равновесие и повалилась на пол. Впрочем, она тоже не удержалась. Когда я обернулась, Зорица поднималась с колен. Пожалуй, стоило учиться ходить и даже бегать на козьих ногах. Обещала же себе в лечебнице. А то и стою-то на них неуверенно.
– Ну ты прям красотка, – рассмеялась Зорица, прошмыгнула мимо меня и выскочила из комнаты.
Ни малейшего смысла бросаться вдогонку я не видела. Подружка уже далеко. Снимки утром увидит вся Академия. Что сейчас копытами махать? Да и – посмотрю правде в глаза (или куда там ей обычно смотрят?) – физически не смогу я сейчас побежать. И догнать никого не смогу.
Я подошла к двери, вынула из замочной скважины ключ и осмотрела его. Новенький, блестящий. Вот и объяснилась пропажа сумки. Стоило отнестись к ней менее беззаботно. А я-то тоже дурёха. Всегда, закрывая изнутри дверь, достаю из замка ключ. Привычка с тех времён, когда у меня имелись соседки. Мало ли в какое время им вздумается домой вернуться. Не вставать же среди ночи двери гулёнам открывать.
Я заперлась. Машинально снова вынула ключ из замочной скважины, выключила свет, опустилась на край стола и уставилась в окно. Эх, зря, выходит, не улепетнула в Лебяжье. Сидела бы дома. В Академии поговорили бы и выкинули из голов. А теперь не выкинут.
Через час я ещё не спала. Лежала на кровати, уставившись в потолок. Лезли дурные мысли. И вопрос: не поджечь ли книгопечатню Зорицы ради эфемерной надежды на спасение своей тайны?
И тайна – уже не тайна. И поджигать я не умею.
Добрыня говорил, что у тех, кто всячески пытается скрывать существование заклятия, только больше трудностей возникает. Так ли? Если б я сразу не стеснялась показываться во всём послезакатном благолепии, искателей правды это обескуражило бы? Может, они ошалели бы от моего равнодушного отношения к собственному виду и кривотолки иссякли, не родившись?
Нет. У нас всё по-другому. Добрыне легко говорить. Он в своём Прилучье кое-чего насмотрелся. Великоград – не Прилучье.
Я его как-то спросила, во время прогулки после кино, какую волшбу он испытал и как избавлялся. Собеседник посмеялся. Не думаю, что смогу смеяться над своими козьими ногами, даже после того как они исчезнут (скорей бы!). Добрыня иначе относится к таким вещам. Ответил, что тоже превращался в разных живых существ и даже – в неодушевлённые предметы. Много раз. И тот, кто накладывал на него заклятия, не всегда мог сам их снять. Приходилось обращаться к местной Яге. Похоже, эти эксперименты весьма радовали и подопытного, и того, кто их проводил. Такое явно не по мне. Существует ли вероятность, что Общество анонимных заколдованных поможет мне изменить отношение к случившемуся? (Ведь все наши переживания – это не вопрос пола, возраста или ситуации. Это всегда вопрос отношения.) Сомневаюсь…
Вслед за раздумьями как-то неожиданно, вроде не сразу, но в то же время резко, начался кошмар. Мне чудилось, что я не сплю, а всё ещё смотрю в потолок. И вот в комнату входит Лучезара, берёт свою подушку, подходит и кладёт мне на лицо, а я задыхаюсь, задыхаюсь…
Я открыла глаза и буквально почувствовала, как волосы на голове встают дыбом. Да и шерсть на нижней половине тела зашевелилась. В замке опять поворачивался ключ!
Ну уж этого точно не может быть. Потому что не может быть никогда!
Я ринулась вскочить, но поняла, что не могу двинуться. И закричать не могу. Я снова могу всего лишь моргать. Стало страшно, ибо в комнату проникло волшебство.
Дверь открылась. Вошла Лучезара. Я не видела её. Луна давно спряталась за облаками, а света уличных фонарей не хватало. Но я пребывала в абсолютной уверенности, что явилась именно Лучезара. Не возникло ни малейшего сомнения. За какие-то несколько секунд я успела себе надумать всего самого страшного. Но тут Лучезара подбежала, села на пол рядом с кроватью и быстро-быстро затараторила:
– Добряночка, пожалуйста, не бойся. Заклятие молчания исчезнет через три минуты. Только не кричи, прошу тебя. Я ничего плохого не сделаю. Добряна, прости меня…
Говорить она умела просто с сумасшедшим накалом. Пока заклятие медленно рассасывалось, я выслушала уйму слов о том, что Чародейка всё последнее время безумно тосковала, что просто патологически сожалеет о происшедшем и что ей больше некуда пойти. Она умоляла не поднимать паники, а лучше пустить силы на то, чтобы понять её и попытаться простить. И принять у себя в комнате.
Когда я осознала, что уже в состоянии шевелить губами, то только и смогла прошептать:
– Ты, что, извиняться пришла?
Мне показалось это таким нелепым и… непредвиденным.
– Да, – кивнула Лучезара. – Мне правда-правда-правда очень стыдно. И… это невыносимо, Добряна. Если ты меня прогонишь, я… я…
Я кашлянула, чтобы прочистить горло и закончила фразу:
– Ты отправишься в острог.
Пошевелила руками, ногами, села и сверху вниз уставилась на Чародейку.
– Неврастеничка пристукнутая! Тебе лишь передо мной стыдно? Или перед Славомиром и Любавой тоже? И ты!.. пришло же в голову сюда вернуться. Ненормальная! Ну не закричу я сейчас, так утром тебя кто-нибудь увидит и поднимет хай. Как я могу тебя не выгнать? Что значит: тебе некуда пойти? Где тогда тебя носило больше месяца?
Из всего услышанного Лучезара вычленила только имя Любавы.
– А что Сухова?
– Сухова из-за тебя потеряла венец красавицы. Сидит в своём Щукинске. Глаз на улицу не кажет.
От Любавы пришло письмецо дня три назад. Она сообщила, что новые пятна перестали появляться, но старые ещё не сдают позиций. Каким-то непонятным образом мы с ней успели стать подружками по переписке. Я и Любава. Немыслимо. Почему она начала мне доверять? Потому что я, как и Дубинин, принимаю участие в её судьбе? Так я – исключительно ради братца. Или нет? Или из солидарности?
– Я не знала. Про Славомира в «Новостях» упоминали. Когда передавали, что меня ищут за попытку убийства и нанесение вреда здоровью колдовским способом. Про тебя ничего не говорили, но я догадывалась, что не могло не хватануть после того, как у меня мозги затуманило. Да не хотела я его убивать. И тебе вредить не хотела. Так уж получилось. Заклятие не могло не сработать. Мне иногда тошно от собственных возможностей.
