Возле стены, не имеющей конца, стояло несколько основательных конструкций. Лестниц разной высоты. Одни около двух аршин в высоту, простенькие. Их легко поднять и перетащить куда нужно. Другие аршин пять, на четырёх ногах, на колёсах. Тяжёлые. Мне подумалось, что ящики на высоте третьего этажа принадлежат исключительно молодым людям. Представить старушку, карабкающуюся на такое устройство, оказалось сложно. Одна встроенная каменная лестница вела сразу на балкон на уровне четвёртого этажа, откуда имелась возможность подняться и выше. Но нам это не понадобилось. Милорад по специальным указателям обнаружил Лучезарин ящик под номером 10212 где-то между вторым и третьим этажами и поинтересовался, кто из нас полезет.
– Да уж уступи сестрице, – сказала я, после чего подошла к лестнице, каковая, по моему мнению, как раз дотягивала до десятитысячных ящиков. Сдвинуть агрегат не получилось. Дубинин вздохнул:
– Серость ты необразованная, Вьюжина.
Встал рядом и надавил на не замеченный мною рычажок. Колёса освободились от захвата, и конструкция легко покатилась вперёд. Остановив её где нужно, Милорад вернул рычажок на место.
– Чтоб она не ёрзала, когда кто-то наверх поднимается, – объяснил он необходимость фиксации колёс.
Да, я уж догадалась. Не настолько серая.
– Ну, вперёд, – настроила я себя и начала восхождение. Дубинин отступил подальше, чтобы видеть происходящее за аркой. Почему в колодце только один вход-выход? Даже удрать не сможем.
Ящик 10212 вскоре оказался прямо передо мной. Просто я удачно выбрала лестницу, а Милорад ровнёхонько её поставил. Окрылённая таким везением (могли же ещё возиться с лестницами, примерять их), я вставила ключ в скважину, надеясь, что и в дальнейшем удача не отвернётся от нас. После поворота ключа внутри что-то щёлкнуло, и ящик выдвинулся из стены приблизительно на полвершка. Волнуясь, я вытащила нашу с Дубининым надежду на всю допустимую длину. Где-то на полторы пяди. Целиком ящик из стены не доставался. И громко охнула. Лучезара знала, о чём говорила. Внутри лежали две пачки двадцатигривенных бумажек, толще стандартных. Перетянутые резинками. В один миг у меня в голове пронеслось: теперь мы расплатимся с обоими… мирами – Гуляевым и Дельцом. Верещагина сможет уехать. А я отправлюсь в дорогую лечебницу и испытаю возможности корыстных, могущественных целителей. В том случае, если они помогут, явлюсь в отделение стражи и скажу, что отказываюсь от всех претензий к Лучезаре Верещагиной, так как у меня всё прошло, а злобы не держу. Имею право.
Но едва я потянулась к заветным пачкам, как сзади раздался громкий шёпот Дубинина:
– Добряна, слезай быстро!
И сразу услышала звук шагов, гулко отдающийся от сводов арки. Понятно, что идут не обычные прохожие. Из-за зевак Милорад меня бы не дёрнул. Значит, стражи. Какой корень их понёс? Я захлопнула ящик и быстро спустилась. Дубинин стоял рядом, зачем-то вцепившись в лестницу. Возможно, намеревался откатить, да не успел. Двое уже вышли из арки и приближались к нам через двор. Один – лет тридцати, с холодным взглядом. Второй – помоложе, и смотрел подобрее. Оба одеты в тёмную форму обычных стражей, из Чародейного – только знаки отличия: символы солнца вкупе с косыми линиями. Просто косые линии и у Численных стражей имеются. Раньше я умела распознавать по знакам, в каком звании страж. Сейчас забыла. Мне это ни разу не пригождалось.
– Можно взглянуть на ваши документы? – спросил тот, кто постарше.
Я с готовностью запустила руку в сумку, намереваясь отыскать личную грамоту. Сумочка у меня маленькая, но помещается в ней нечистова куча хлама, который я зачем-то постоянно таскаю с собой, и несколько полезных вещей. Гигиеническая помада, карандаш, платок, ключи, сотовый, бумажки с чьими-то номерами, давно использованные билеты в кино, оберег-лунница со сломанной привеской (уже год в ремонт отнести собираюсь. Эту лунницу мне бабушка дала, когда в Великоград провожала), изодранная в клочья бумажная салфетка – надо думать, на ней в своё время тоже кто-то что-то записал… тьфу ты! Порядок надо навести.
Дубинин между тем задал стражам вопрос: что мы такого натворили? Можно подумать, этот суровый сразу бросится перед ним объясняться. И точно. Страж в ответ лишь с удвоенной строгостью повторил свою просьбу. Я нащупала документ в кожаной обложке и протянула его сердитому. Дубинин полез во внутренний карман куртки за своей лигрой.
До чего людям нравится всё упрощать и сокращать. Личные грамоты всегда в просторечье именовались «лиграми». А потом в зверопарках скрестили льва и тигрицу, что на Руси привело к появлению в лавках обложек в полосато-шерстяной гамме. Я не гонюсь за созвучиями: на обложке моего документа нарисованы три медведя.
Страж обстоятельно изучил мой светопортрет, затем проверил страницу с регистрацией (я тоже не из тех, кто лишний раз объясняется, потому просто сунула ему ученический билет. Так, для пущей убедительности, в лигре стоит штампик о временном проживании на Галушкинской улице).
– Учимся? – уточнил страж (вот кто серость необразованная, чего непонятно-то?) после того, как рассмотрел ещё и Милорадову книжечку. – А здесь какими судьбами?
Мне показалось странным, что взрослый человек с цепким взглядом стоит в колодце и задаёт бессмысленнейшие вопросы людям, имеющим самый невинный вид (ну, честное слово, мы же не хулиганим). Неужели из-за Лучезары? Я окинула взглядом круглую стену и подумала: а ведь здесь может скрываться всё что угодно. И диск с информацией государственной важности, и светопортреты, компрометирующие известную особу, и краденые драгоценности. Вряд ли бы Ведомство стало отряжать для постоянной слежки двоих людей, если б речь шла только о том, чтобы выследить заигравшуюся колдунью. Её можно искать и дома, и у родственников. Здесь следят именно за ящиками.
– Знакомимся со столицей отечества, – ответил братец, забирая протянутую грамоту.
Страж повернулся ко мне. Документ в медвежьей обложке он отдавать не спешил.
– Чей ящик вы пытались открыть?
«Почему пыталась? Открыла», – тоскливо подумала я, разгоняя воображаемой метлой остатки мечты о дорогой лечебнице.
– Ничей, – убеждённо соврала я. – У меня и ключа-то нет. Просто смотрела.
Дубинин скосил на меня заплывший глаз, понял, что о ключе я говорю чистую правду, и, как мне почудилось, облегчённо выдохнул.
– Просто смотрели? – переспросил страж, просверливая меня взглядом.
Конечно, они хотят найти что-то значимое, возможно даже судьбоносное, но ведь не могут перелопатить ради этого обалдительную прорву ячеек. Во-первых, работы через край. Во-вторых, – скандал. Кто же вот так запросто позволяет, пусть и сотрудникам спецслужб, лезть в личную жизнь? Защита колдовством, ящик на стене Дома Посланий предполагают, что никто носа в чужое дело не сунет.
А у нас, из-за их неразрешимой задачи, две пачечки из рук уплыли.
– Просто смотрела, – не отводя глаз, сказала я.
В Чародейные стражи набирают людей с определёнными способностями. Мне ещё в детстве тётка Пламена рассказывала. Они должны улавливать ложь, колдовство – особенно противозаконное, знать, о чём допрашиваемый думает (нет, к чтению мыслей это не имеет отношения. Мысли не книга, кто же их прочтёт? Правду сказать, про мысли из пояснений Яги я так и не поняла), – ну и вообще, к физической форме от них ещё и Чародейная требуется. Всякое там быстрое перемещение и прочее. Судя по тому, как Сивогривов вчера легко определил, что надо мной нависла опасность, находясь при этом не близко, его бы в стражи взяли. Не все так могут. Иные волшебники не понимают, когда над ними самими совершают волшебство.
