Впрочем – кто знает, как он поступал бы? Все, что я о нем помнил – был он силен и живуч, я ведь даже голоса его толком не слышал. И лица его я тоже не помнил. Да и вообще, – теперь он – это я.
Мастер Гай – сволочь, понятное дело, теперь я это точно осознаю, но он при этом и мудр до невозможности. Он ведь мне еще тогда предсказал, год назад, что не стану я больше тем, кем был. Умер Крис Жучок, еще тогда, в сарае, умер.
Дни шли за днями, весна заканчивалась, и лето потихоньку начинало вступать в свои права, радуя нас дневной жарой, которая еще не превратилась в зной, и достаточно теплыми ночами.
– Однако, вот почти и все, – как-то утром сказал Гарольд, сворачивая карту. Каждое утро он непременно с ней сверялся, водя пальцем по совершенно непонятным мне линиям и закорючкам. – Если никто и ничто нам не помешает, то сегодня мы покинем Райненштадт, который еще называют «Пограничным Герцогством», а вместе с ним и сии мелкопоместные земли. То есть – мы вернемся в Королевства, чему, если честно, я буду сердечно рад. Все здесь здорово, но это «здорово» хорошо в меру. Мне надоело кислое пиво и отвратное вино, я хочу выпить пару бутылок той амброзии, которую людям дарит благословенная южная лоза.
– А уж мы-то как рады. – Луиза пыталась причесать свои волосы, в которых после очередной ночевки в лесу наблюдались какие-то иголки, листочки и даже небольшая веточка. – Кстати, Монброн, когда речь идет о выпивке, то в тебе просыпается поэт, ты про это знаешь? Но в целом ты прав, в Королевствах есть то, чего мне так не хватало все это время. И сейчас не хватает.
– Тонкая кухня? – предположил Жакоб. – Ну да, вчера что-то подгорела у меня каша.
Он не иронизировал, он этого делать не умел, являясь достаточно простодушным человеком. Что подумал – то и сказал.
– Там есть терма, горячая вода и куаферы, – не подумала даже на него обижаться Луиза, прекрасно все понимающая. – Мне все это очень нужно. Я по этому всему тоскую, что скрывать. Знаете, я раньше всего этого не ценила, когда дома жила, а сейчас понимаю, как подобные мелочи важны для женщины. Не нужна мне гостиничная общая бочка, мне нужна моя домашняя терма.
– Не знаю, не знаю, – Фриша подтянула подпругу седла. Она вообще здорово научилась обращаться с лошадьми, при том, что до этого почти не имела с ними дела. Первые дни наши простолюдины напоминали мне меня самого, когда Агриппа учил меня сидеть в седле, так что я их понимал. Все выучились в результате, но Фриша – лучше других. Если честно – и лучше меня. Это было ее, несомненно. – Ну, горячая вода – это здорово, тут я согласна. Но все эти термы, куаферты или как там их? Вот они – это все ваши причуды, да еще и за огромные деньги. Пошла в мыльню, там попарилась от души в общей зале, за медяк, тамошний цирюльник за другой медяк тебе волосы после подравнял – и все.
– Это просто ты того, о чем я говорю, не пробовала, – примирительно сказала ей Луиза. – Вот окажемся у меня дома – поймешь, о чем речь!
– До твоего дома еще далеко, – заметил Гарольд, убирая карту в сумку. – Для начала надо добраться до Талькстада, так что не будем терять времени.
Талькстад был первым крупным городом на нашем пути, и там мы собирались задержаться на несколько дней. Немного передохнуть, пополнить запасы, возможно, сменить лошадей, опять же – обновить гардероб наших спутников, которые в своем нынешнем виде, несомненно, будут вызывать интерес у стражников тех городов, которые мы будем проезжать. Да и в гостиницы для благородных их не пустили бы, по крайней мере – в гостевые покои. Максимум – во флигеля для прислуги. Нет, мы могли бы как раз выдавать их за своих слуг, дело нехитрое, но, как ни странно, самые серьезные возражения по этому поводу возникли не у них, а у Гарольда и у Луизы.
Разговор на эту тему возник сам по себе относительно недавно, где-то неделю назад, когда мы в очередной раз ночевали в лесу.
– Стоит ли деньги тратить? – пробасил Жакоб, когда Гарольд озвучил свои планы. – Одежа у меня крепкая, сделана на совесть, чего ее менять. А спать всё одно где, лишь бы под крышей да не на пустой желудок.
Остальные промолчали, но было видно, что даже Фришу такое положение дел особо не смущает.
– Глупости ты говоришь, – нахмурился Гарольд. – Знаю, что между вами и нами любви в замке особой не было, особенно после того поединка, это так. Но вот какая штука – сначала церемония нас уровняла, чтобы ни говорила эта дура де Фюрьи, а после Ворон окончательно сделал нас… Как бы так сказать… Не знаю, что нас там ждет, в этих Гробницах, но уверен в одном – место там поганое, и нам спины друг другу придется прикрывать всерьез, без всяких сословных штучек. И я хочу, чтобы мы были отрядом, настоящим, в котором нет места всяким скверным штукам, вроде: «Главное нам выжить, а эти пусть сами выбираются». Вот и выходит, что, во-первых, мы теперь все подмастерья Ворона, у каждого из нас есть печать, которая делит нас не на благородных и простолюдинов, а на будущих магов и остальных людей, а во-вторых, нам, возможно, друг друга от смерти спасать. Так что не валяйте дурака и не спорьте с командиром, которого сами и выбрали. В конце концов, если что, по возвращению в замок можем снова начать плевать друг в друга – но не раньше.
Это была большая для Гарольда речь, причем все видели, что он не просто словами сорит, а говорит то, что думает. Более того – простолюдинов она удивила, не сказать – обескуражила.
– Хорошо сказано, – произнес немного смущенно Ромул. – Мы-то только «за», да?
Он обвел взглядом лица своих товарищей, те покивали.
– Но сразу предупреждаю – всякие рюшечки и кружева одевать не буду, – вставила таки свою шпильку Фриша. – Я себя уважаю.
– Надевать, – поправила ее Луиза и добавила: – Мы подберем тебе хороший костюм, не волнуйся. Тебе понравится.
Кстати, тот вечер мне запомнился не только по этой речи Гарольда, но и еще по одному разговору, который точно не предназначался для моих ушей, я его услышал случайно. Нет-нет, правда – совершенно случайно.
Дело в том, что где-то через час после того, как все угомонились, я проснулся и отправился по ночным делам в кустики, окружавшие поляну, на которой мы заночевали. Вот там-то я и стал свидетелем разговора, происходящего между Амандой и Гарольдом, которые тоже, как выяснилось, не спали.
– Надо же, – говорила ему Аманда. – Не подозревала в тебе таланта оратора и лидера. Ты всегда был вздорным мальчишкой, который только и знал, что дерзить отцу, хлестать вино в кабаках и брюхатить фрейлин ее величества, с мужьями которых потом дрался на поединках. И – на тебе, такие речи.
– Я и сейчас не против выпить вина и прижать в темном углу какую-нибудь красотку, – хмыкнул Гарольд. – Но, увы, не то нынче время. Понимаешь, тогда я был один, если можно так выразиться. На мне не висела ответственность за других. Сам пил, сам брюхатил и сам дрался. Сейчас все по-другому. Знаешь, я никогда особо не слушал своего отца, наверное, потому, что не понимал до конца того, что он хотел до меня донести. А он не раз мне повторял: «Не страшно умереть самому, страшно, когда по твоей вине умрут те, кто шел за тобой».
