Юлона, выполняя свою часть игры, покинула дворец и отправилась в монастырь. Раниярса отбыла в поселение с источником жизни на задворках Наминайской империи, а Рафэ решился посетить Доминанию. Анторин связался с сопротивлением в родном Наминае, а Возрения под моим руководством начала мобилизацию всех магических и немагических войск. Фрейлин я разослала по провинциям — для воодушевления народа перед решающей битвой. Дворец остался практически без защиты, на что и был наш расчет. И главным нашим козырем была принцесса Никелла, которая начала взывать к бабушке, как только осталась без неусыпного присмотра магистров. Я сама не могла проинструктировать девочку, но была уверена, что она, обладая незаурядным умом и унаследовав от прародительницы завидные способности, поняла все рекомендации Лелиан и не подведет.
Да, мы рисковали жизнью ребенка, и я не могла избавиться от гнетущего ощущения неправильности происходящего. Но тот факт, что мой сын в этот момент вместе с кузиной Дэзире пытается заставить своего кота, даже не понимая, что это ненастоящий кот, рассказать ему тайны грядущего, волновал намного больше. Даже моя сестра была вовлечена в спектакль, ее мы отправили с посланием к не покинувшим столицу горожанам на центральную площадь.
Шли часы, но ничего не происходило. Эмани словно смотрела на все наши старания со стороны и смеялась.
«Началось», — вдруг получила я ментальное послание. За считаные секунды Анторин, Карай, Рафэ, Рондай, Раниярса и Лелиан оказались рядом со мной.
— Я чувствую два сигнала: с городской площади и из детских апартаментов, — произнес Рони, держа в вытянутых ладонях полусферу, переливающуюся всеми оттенками серого — от почти черного до едва замутненной молочной белизны.
Карай и доминант обменялись быстрыми взглядами, после чего Рафэ кивнул и исчез, бросив: «Я на площадь!»
Мы же в мгновение перенеслись с пригородных полигонов в детские апартаменты. Рондай едва не выронил полусферу, подхватив одной рукой заваливающегося Карая. Но муж быстро пришел в себя, держась, как я поняла, только на непреодолимой силе воли. Большую часть тумана он истратил на наш перенос.
— Скорее! Она здесь! — выкрикнула Лелиан, как только мы появились, поддерживая под руку обмякшее тело Немии.
Раниярса подбежала и схватила королеву-мать за голову, впившись пальцами в ее виски.
Немия слабо застонала, но не пришла в себя. Едва слышный хлопок — и запах утренней сырости известил нас о появлении Рафэ.
— Не понял, — произнес он, держа в руках обмякшее тело… Немии.
— И которая из них наша? — осведомился Рондай.
— Да какая разница! Обе пригодятся, — заявила я и наградила вновь прибывшую Немию пощечиной. Да такой, что доминарий едва удержал ее. Обе женщины открыли глаза.
Никто из нас не ожидал, что из их ртов одновременно вырвется оглушающий, лишающий мыслей и чувств, заставляющий кровоточить уши крик.
Мы все упали как подкошенные, зажимая уши и корчась от боли. Едва не теряя сознание, я увидела, как дверь открылась и в комнату вошла Никки. Она окинула нас испуганным взглядом и схватила за руку одну из Немий. После чего, без труда ведя за собой безвольную куклу, умеющую только кричать, подошла ко второй… Крик резко прервался, и две совершенно идентичные женщины слились воедино. Маленькая принцесса же рухнула на пол как подкошенная.
— Нет! — совершенно нормальным голосом выкрикнула Немия. — Моя девочка! Мое наследие!
— Мы позаботимся о ней, — заверила я королеву-мать, проследив за тем, как Рафэ и Рондай оказывают помощь ребенку. — А ты помоги нам, ты обещала!
— Она здесь, я чувствую ее, — прошептала Немия, поежившись. — Поклянись, что Никелла взойдет на трон.
Дверь открылась, и в комнату вбежали все дети. Здесь были и Карвин, и Антуан с Дэзире, и даже новорожденная дочь Лелиан на руках испуганной няни.
— Уйдите! — крикнул Карай.
— Нет, пусть останутся. Они будут свидетелями твоей клятвы, — прошептала Немия, и дверь, из которой вышли дети, захлопнулась. — Я призываю творцов грядущего в свидетели.
— Клянусь, — выкрикнула я. — Говори, как одолеть Эмани!
Тем временем Рафэ и Рони привели в чувства Никеллу и отправили ее к остальным детям.
— Она уже здесь, она почти вернулась. Вот вам мой прощальный подарок. Я удержу ее в своем теле. Уничтожив тело, вы уничтожите ее связь с этим миром. Она вернется в свою темницу. Не выпускайте ее более, — провозгласила Немия.
После чего захрипела и упала на одно колено.
— Она уже почти вернулась. Это мой тебе подарок, внучка. Ты прослывешь спасительницей этого жалкого мира! — выкрикнула королева-мать, падая на пол и простирая руку к Никелле.
Карвин испуганно вскрикнул и прижался к принцессе, увидев лишенные разума глаза обезумевшей королевы, и в это же мгновение из руки Немии вырвался пучок энергии, пронзая моего сына, вставшего на пути между Никки и даром ее бабушки.
Малыш захрипел и беззвучно опустился на пол.
— Нет! — закричала я, исступленно бросаясь к сыну. — Нет, милый! Прошу, умоляю, — шептала, обнимая бездыханное тело сына и не обращая внимания на происходящее вокруг.
Сейчас мне было абсолютно безразлично, что Немия встала и горделиво возвышалась надо мной. Меня не заботило, что это уже не она, а сама Эмани, и нас всех ждет неминуемая гибель. Моя жизнь оборвалась в тот момент, когда мой сын упал на пол.
— Вы глупы и доверчивы, — словно издалека раздавался голос безумной богини. — Мне даже жаль вас, а моя жалость многого стоит.
Карвин неожиданно открыл глаза и совсем не по-детски приложил палец к губам. Взглянув в глаза сына, я поняла, что это не его жест. На меня смотрели хитрые, непримиримые глаза Немии. И надежда воспрянула, возродившись от одного взгляда детских глаз, через которые на меня смотрела та, кто сможет одолеть излишне самоуверенную и самонадеянную богиню. В этом взгляде я прочла и раскаяние, и обещание того, что мой малыш будет жить, и прощание той, что когда-то запуталась, а теперь раскаивается и хочет все исправить.
Все эти мысли пронеслись в моей голове за одно мгновение, и я уже знала, что нужно делать. Подхватила сына на руки и встала, гордо выпрямившись.
— Похвально, что ты готова встретить поражение с высоко поднятой головой, — усмехнулась Эмани.
— Да, я была готова к поражению. А ты? — усмехнулась я.
Эмани удивленно изогнула бровь, но тут же вновь улыбнулась.
— Признай поражение — и, возможно, я пощажу тебя, — великодушно предложила она.
— А я тебя не пощажу, — ответила я. И засмеялась.
Я продолжала смеяться, когда из груди моего сына вырвался луч яркого света и пронзил тело Эмани. Смеялась, глядя, как она корчится и воет от боли, сгорая на моих глазах. Неудержимо хохотала, наблюдая за тем, как останки ее осыпаются пеплом у моих ног, и не заметила, как смех перешел в рыдания, когда ее не стало.
