— Так вы думаете, он скоро уедет?
— Настоятель ничего не сказал, но полагаю, ему совершенно бесполезно оставаться здесь. К тому же, они уверены, что рыцарь-тамплиер жив и держит путь к северной границе. Окажись я в его шкуре, я бы подумал, что беглец направляется к замкам Каменного Круга в надежде найти пристанище у своих братьев в крепости герцога Гольфа Остембергского.
Последние слова брата Ринальдо приободрили Гримпоу, и теперь он не только пылал желанием выбраться из заточения, но и воодушевился мыслью о том, что Дурлиб остался в живых.
— Вижу, ты не терял времени, сокрушаясь о своем одиночестве в этих четырех стенах, — сказал монах, пальцем указывая на лежащий на столе манускрипт, посвященный так называемому lapis philosophorum. — Удалось что-нибудь узнать?
— Не особенно, это очень сложный и запутанный текст, но, по крайней мере, я выяснил, каким образом в лаборатории можно получить философский камень.
— Ты уверен? Алхимия — непостижимая наука, в ней ничто не является тем, чем кажется.
— Я думаю, что вся завеса таинственности вокруг алхимиков всего лишь пустая болтовня, — сказал Гримпоу, не стыдясь своих слов.
— Действительно, среди алхимиков всегда было много, да и сейчас хватает, шарлатанов, обманщиков, аферистов и мошенников, предлагающих чудесные рецепты получения золота, многие из них окончили дни на виселице, ценой собственной жизни отвечая за невежество и дерзость; но что-то все же есть в стремлении мудрецов всех времен заполучить знание о тайнах, которые правят миром. Истинными алхимиками являются как раз те, кто ищет в философском камне идеал абсолютной мудрости.
— Вы действительно верите, что философский камень существует? — спросил Гримпоу.
— Многие старинные тексты говорят о так называемом lapis philosophorum как о чудесной силе, способной превратить вульгарный металл в благородный, вроде золота. Именно поэтому многие мечтают получить его в лабораториях благодаря определенному химическому процессу. Но я все же склоняюсь к мысли о том, что это не более чем аллегория, символ, скрывающий истинный смысл, который заключается не в чем другом, как в поиске полноты знания, истинной и первостепенной сущности человека.
— Так вы полагаете, что истинный философский камень совсем и не камень? — спросил Гримпоу, сгорая от нетерпения услышать ответ старца, ведь его объяснение было очень похоже на то, что он сам ощутил, получив в горах от Дурлиба амулет рыцаря.
— Кто знает? — сказал монах, устремив взгляд к своду деревянного потолка, будто пытаясь отыскать ответ где-то там, выше крыш аббатства, мысленно поднимаясь в бескрайнее ночное небо. Затем он произнес тихим голосом: — Единственное, что я знаю наверняка, так это то, что ни один мудрец, ни один алхимик не смог описать его точную природу, хотя несколько знатоков искусства превращений утверждают, будто философский камень красный, как языки пламени, и светится в темноте, словно звезда.
Поскольку все это напомнило Гримпоу как раз то, что происходило с его камнем, или чем бы ни оказался этот чудесный предмет, который он тайно носил на шее в маленьком льняном мешочке, юноша спросил:
— Вы пытались когда-нибудь получить философский камень, следуя всем алхимическим процессам, описанным в этом манускрипте?
— Мне бы не хватило терпения выдержать такое длительное ожидание, несмотря на мое увлечение астрологией, в изучении которой оно столь необходимо, — сказал брат Ринальдо, улыбаясь. — Но могу поклясться перед Богом, что брат Асбен, монах-аптекарь, уже много лет пытается получить его в своей маленькой лаборатории при лазарете, используя все формулы, рецепты и трюки, описанные в этих запрещенных книгах. И насколько я знаю, а прошло уже много лет, ему удалось получить лишь кое-какие золотые краски, которые много веков назад создали жрецы Египта для захоронений и бальзамирования. Это что-то вроде чудесной настойки из полевых трав, которую брат Бразгдо называет настоящим эликсиром жизни, — заключил монах с усмешкой.
— Я смогу поговорить с братом Асбеном, когда выйду отсюда?
— Я уверен, он обрадуется такому молодому и увлеченному ученику, как ты, готовому принимать участие в его опытах.
Затем монах привел в действие тайный механизм, который отодвигал полку, и покинул комнату подобно призраку, незаметно и неслышно проходящему сквозь стены.
Крик среди ночи
Гримпоу услышал крик, похожий на вой страшного зверя, но не мог узнать, что же произошло, до самого утра, пока не пришел брат Ринальдо, чтобы все рассказать.
Когда колокола отзвонили к заутрени, все монахи собрались на хорах церкви и, борясь со сном, ждали настоятеля, который должен был начать петь псалмы. Когда стало ясно, что он опаздывает, послушники начали взволнованно переглядываться, чем привлекли внимание старожилов монастыря. Они, похоже, были погружены в молитву, а может, еще не отошли от сна, который совсем недавно были вынуждены прервать. Брат Ринальдо встал со скамьи, чтобы жестом прекратить нарастающий шепот. В этот миг и раздался страшный крик Кенсе, который разбил на тысячи осколков тишину, царившую в аббатстве.
Под гул беспокойных голосов монахи бросились со своих мест на хорах церкви к галерее. Перед спальней настоятеля они увидели Кенсе, распластавшегося на полу, он бился в страшных конвульсиях, а глаза вылезали из орбит от страха. Брат Ринальдо начал трясти его, как человека, уходящего в мир иной, выспрашивая, что же произошло, но ответом ему было только нечленораздельное бормотание, смешивающееся со слюной, которая струилась из беззубого рта слуги. Один молодой монах зашел в покои настоятеля, но тут же выскочил с искаженным лицом.
— Настоятелю перерезали горло! Настоятелю перерезали горло! — кричал он, не переставая креститься, будто увидел лицо самого дьявола.
Брат Асбен сразу же вошел в спальню вместе с братом Бразгдо и другими старшими монахами, в то время как остальные столпились у двери, в ужасе перешептываясь и вытягивая шеи, чтобы получше разглядеть мрачную сцену убийства: настоятель сидел за столом, голова нелепо склонилась к правому плечу, лицо исказила гримаса ужаса, а взгляд закатившихся глаз терялся в бесконечности. Удар распорол его горло на две части, так что видны были лоскутки мяса и кожи среди непрерывного клокотания крови, пропитавшей все его одеяние и медленно стекавшей в черную лужу на полу.
Брат Ринальдо боролся с конвульсиями бедного Кенсе. Своими большими пальцами он сдерживал тому язык, чтобы служка не проглотил его во время приступа, а затем приказал слугам отнести Кенсе в лазарет. Потом брат Ринальдо подошел к монахам, которые закрыли собой вход в покои настоятеля, и увидел, как брат Асбен закрывает глаза покойнику, вычерчивая большим пальцем крест над его веками. Ему подумалось, что единственной причиной этого страшного преступления было чье-то желание навеки закрыть настоятелю рот, но, кроме Ринальдо, об этом больше никто не догадывался. С тех пор как в аббатстве появились посланник папы и агенты французского короля, брат Ринальдо подслушивал все личные разговоры настоятеля, подозревая, что визит инквизитора отнюдь не случаен. Поначалу он даже боялся, что доминиканец пришел за ним, но не из-за его прошлого, связанного с тамплиерами, а в связи с еретическими теориями мятежных нищенствующих братьев, которые он защищал во многих своих книгах, написанных за последние годы в аббатстве. Зато сейчас у него не было ни единого сомнения в том, кто повинен в убийстве настоятеля: столь безжалостно ему перерезали глотку только из опасения, как бы он не проговорился о намерениях папы и французского короля завладеть секретом тамплиеров.
