– Вы – деятельная женщина, миссис Яго, – заметил Вексфорд.
– Мне нравится все время заниматься делом. – У Диты был незнакомый ему, гортанный выговор, может быть, польский или чешский, но сама ее английская речь отличалась безупречной грамматикой и синтаксисом. – Я два года пишу книгу и уже почти закончила ее. Одному богу известно, напечатает ли кто-нибудь такую книгу, но я написала ее ради собственного удовлетворения, чтобы изложить все на бумаге. И правду говорят… – Она опять улыбнулась ему. – Запиши это, изложи на бумаге, и уже не так ужасно будет вспоминать об этом. Это не лечит, но помогает.
– Писатель – единственный свободный человек, сказал кто-то.
– Кто бы это ни сказал, он знал, о чем говорит.
Миссис Яго села напротив старшего инспектора и взялась за свое вязание. После чая из гибискуса Николы Резник и чая с бергамотом мисс Маргарет Андерсон – она утверждала, что никогда не разговаривала с миссис Робсон и услышала о ней только после ее смерти, – Вексфорд почувствовал облегчение, что эта дама ничего ему не предложила. Ее пухлые пальцы сужались к кончикам, и обручальное кольцо глубоко врезалось в один из них. Она была очень крупной женщиной, однако почему-то не выглядела толстой и некрасивой, а кроме того, у нее были красивой формы ноги с тонкими щиколотками и маленькими ступнями в крохотных черных шлепанцах. Остатки цыганской красоты проступали на ее полном лице с розовыми щеками. Черные блестящие глаза в паутине морщинок напоминали драгоценные камни в гнезде из волокон. Волосы, все еще черные, были зачесаны назад и стянуты гребнями в большой блестящий узел.
– Вы пришли и предложили кое-что купить для мистера Робсона, – начал полицейский. – Это заставляет думать, что вы, наверное, хорошо с ними знакомы.
Дита подняла на него взгляд, и ее пальцы на секунду остановились.
– Я с ними совсем не знакома. Не будет большим преувеличением сказать, что я говорила с мистером Робсоном всего второй раз, не считая того, что мы здоровались по утрам.
Вексфорд был разочарован. Он очень надеялся на эту женщину, хоть и совершенно безосновательно. Что-то в ней внушало ему уверенность, что она – человек правдивый.
– Он – мой сосед, – сказала миссис Яго. – Он потерял жену. А она умерла такой ужасной смертью, и это самое меньшее, что я могла сделать. Мне это не составило никакого труда, мистер Вексфорд. Хотя я не из числа «добрых самаритян». Моя дочь возит меня за покупками или сама привозит мне продукты.
Старший инспектор отметил, что она запомнила его имя, несмотря на то, что лишь мельком видела его удостоверение.
– Возможно, вы его не знали, но знали его жену, не так ли? – поинтересовался он.
Его собеседница довязала ряд до конца и повернула соединенные проводом спицы.
– Почти не знала, – сказала она. – Вы мне поверите, если я скажу вам, что впервые зашла к ним в дом? Позвольте мне вам кое-что объяснить. Я не хочу, чтобы вы теряли время на человека, который так мало может вам рассказать. Когда я вышла из лагеря, меня положили в армейский госпиталь. Там был один мужчина, санитар отделения, и он влюбился в меня. Бог знает, почему, так как я напоминала скелет, и у меня выпали все волосы. – Женщина улыбнулась. – Трудно себе это представить, глядя на меня сейчас, правда? И я очень стремилась набрать вес, все говорили, что я должна поправиться. Ну, этот мужчина – капрал Яго, Артур Яго, – он на мне женился и сделал меня англичанкой. – Она указала на стопку листов рукописи. – Все это описано в книге. – Снова принимаясь за вязание, она продолжила: – Но хотя я старалась, я так и не стала до конца англичанкой, мистер Вексфорд. Я так и не привыкла к привычке англичан всегда делать вид, что в садике все прекрасно. Вы понимаете, что я имею в виду? В садике не всегда все прекрасно. В кустах водятся змеи, и черви под камнем, и половина растений ядовиты…
Полицейский улыбнулся той картине, которую она нарисовала.
– Например, мистер Робсон – этот бедняга, – он скажет: «Чему быть, тому не миновать; может, все это к лучшему, жизнь должна продолжаться…», – говорила пожилая дама. – И мисс Андерсон, живущая дальше по улице, она нашла в конце концов мужчину, который хотел на ней жениться, когда ей было шестьдесят лет, и когда он умер за неделю до свадьбы, что она сказала? «Может быть, было уже слишком поздно, может быть, они оба пожалели бы об этом…» К этому я привыкнуть не могу.
– Но это основной принцип выживания, миссис Яго.
– Возможно. Однако я не могу понять, что помешает выжить, если сначала человек заплачет, разгневается и проявит свои чувства. По крайней мере, это не мой принцип, и мне он не нравится.
Вексфорд, который с удовольствием продолжил бы это исследование английских эмоций или их отсутствия, тем не менее, подумал, что пора двигаться дальше. Его охватила усталость, и голова снова разболелась, будто стиснутая плотной повязкой над глазами. По чистой случайности ему улыбнулась удача, когда интуиция заставила его произнести имя старика, жившего на несколько домов дальше, в Берри-клоуз.
– Эрик Своллоу, – сказал он. – Его вы так же плохо знаете?
– Я знаю, кого вы имеете в виду, – ответила Дита и положила вязание на колени. – Это было довольно забавно, но не имело никакой связи с убийством бедной миссис Робсон. Я хочу сказать, что это просто пустяк, правда.
– Хорошо. Но если это забавно, я бы хотел послушать. В этом деле очень мало такого, что меня смешит.
– Этот бедный старик умирал. Это не смешно, конечно. Если б я была англичанкой, то сказала бы: «Возможно, это было милосердное избавление, не так ли?»
– В самом деле?
– Ну, он был очень старый, почти девяносто лет. У него была дочь, но она жила в Ирландии и тоже была уже немолода, естественно. Миссис Робсон много для него делала – я имею в виду, что после того, как она перестала работать помощницей по дому и получать за это деньги, она все равно приходила к нему почти каждый день. В конце концов, когда он уже не мог встать с постели, его увезли, и он умер в больнице…
Вексфорд рассматривал огромный ковер с изображением пейзажа, но стук дверцы машины заставил его повернуть голову, а потом, почти сразу же, раздался звонок в дверь. Миссис Яго встала, извинилась и вышла в прихожую удивительно легкой, пружинистой походкой. Послышались звонкие детские голоса. Потом входная дверь снова захлопнулась, и хозяйка вернулась с двумя девчушками; младшая, хоть и была слишком большой, сидела у нее на руках, а старшая, которой на вид было лет пять или шесть, одетая в школьную форму и темно-синее пальто, желтый с синим шарф и фетровую шляпку с полосатой лентой, шла рядом.
– Это мои внучки, Мелани и Ханна Куинси. Они живут на Даун-роуд, но иногда их мамочка привозит их ко мне на часик-другой, и мы с удовольствием пьем чай, правда, девочки? – Малышки молчали со смущенным видом, и Дита опустила Ханну на пол. – Чай уже готов, и мы будем пить его ровно в пять часов. Ты мне скажешь, когда будет без трех минут пять, Мелани, – мама говорила, что ты уже умеешь определять время по часам.
