Вексфорд вздохнул.
– Я недавно пил шнапс с одной моей знакомой. – Он бросил взгляд на Дору и слегка ей подмигнул. – Жаль, что я не захватил с собой ту бутылку.
«Как это неправильно с моей стороны, – подумал он, – что я люблю одну из дочерей больше, чем другую».
– Я считаю, что ты должна поступать так, как должна поступать, как гласит современная поговорка, – сказал старший инспектор Шейле, но когда он встал и двинулся к двери на кухню – за пивом, которое надеялся найти в холодильнике, – он ласково положил ладонь на плечо Сильвии.
– Не такая уж современная, папа, – заметила актриса.
Страсти утихли. Во всяком случае, Сильвия вскоре уехала, чтобы отвезти сыновей домой и приготовить мужу ужин. Потом Шейла и ее родители отправились поесть: никто из них не чувствовал себя удобно в «этом кошмарном домишке», как назвала его Дора. Младшая дочь недовольно рассказывала о том, что Нэд не хочет, чтобы все узнали, что человек, занимающий его должность, общается с человеком в ее положении, хотя и не объяснила, что это за положение, а Вексфорд, верный своим принципам, не стал ни о чем ее спрашивать.
– Если мир так прекрасен, – сказала Шейла, – и к нему все стремятся, почему они относятся к борцам за мир как к преступникам?
На обратном пути из ресторана в Помфрете, проезжая мимо полицейского участка, Вексфорд увидел свет в окнах одной из комнат для допросов. Конечно, у него не было реальных причин думать, что Бёрден сидит там с Клиффордом Сандерсом, и все же он предположил это, и его охватило леденящее чувство неловкости. Забыв на мгновение о Шейле и ее неприятностях, старший инспектор подумал: «Мне будет неловко, когда я встречусь с Майклом в следующий раз, я буду чувствовать смущение и поэтому буду откладывать эту встречу. Что же мне делать?»
* * *
Бёрден не собирался опять вызывать Клиффорда в полицейский участок. Он намеревался отозвать своих псов на время уик-энда и дать заглотившей наживку добыче немного прийти в себя. Эта метафора принадлежала его жене, и она его даже рассердила. Теперь он жалел, что обсуждал это дело с Дженни и что не придерживался принципа (которого он вообще никогда особенно не придерживался) не брать работу домой.
– На работе я уже слышал такую же сентиментальную чепуху, – рассказал инспектор жене. Раньше он прибавил бы «от Рега», но сейчас был слишком зол на Вексфорда и даже в мыслях не желал называть его по имени. В этой области у него были викторианские взгляды, в духе тех литературных героинь, которые называли мужчину «Уильямом», пока были с ним помолвлены, и «мистером Джонсом» после того, как разрывали помолвку. – Не понимаю этого сочувствия к хладнокровным убийцам. Людям следует попробовать подумать об их жертвах ради разнообразия.
– Ты так говорил и раньше, и не раз, – не слишком приветливо ответила Дженни.
Это решило дело – и заставило Майкла вернуться в участок после обеда и снова отправить Арчболда на Форби-роуд за Клиффордом. На этот раз он воспользовался комнатой для допросов на первом этаже, той, окно которой выходило на фасад со стороны Хай-стрит, где плитки облицовки были тусклого черно-коричневого цвета – цвета стареющего спаниеля, как выразился Вексфорд, – а крышка стола была выкрашена в коричневую клетку с металлической окантовкой.
В этот вечер Клиффорд в первый раз не стал ждать, чтобы заговорил Бёрден. Покорным, но не несчастным голосом он произнес:
– Я знал, что вы меня опять сюда сегодня привезете. Поэтому не начинал смотреть телевизор, знал, что меня прервут на середине программы. Моя мама тоже это знала, она наблюдала за мной и ждала звонка в дверь.
– Твоя мать тебя тоже об этом спрашивала, да, Клифф?
Майкл снова подумал о том, как этот парень похож на школьника-переростка. Его одежда так походила на обычный костюм правильного, дисциплинированного подростка, например, из классической школы пятидесятых годов, что казалась либо карикатурой, либо маскировкой. Серые фланелевые брюки с отворотами были хорошо отглажены. Он носил серую сорочку – чтобы ее можно было носить два-три дня и не стирать? – галстук в полоску и серый пуловер с острым вырезом ручной вязки. Пуловер явно был связан вручную, хорошо, но не мастерски: в отделке выреза и швах чувствовалась рука не очень искусной вязальщицы. Почему-то Бёрден решил, что это, должно быть, работа миссис Сандерс. Он уже понял, что она многое умеет делать, но ничего не делает хорошо: ей все слишком безразлично.
Лицо Клиффорда, как обычно, ничего не выражало, не выдавало никаких эмоций, даже когда он произносил эти фразы, явно показывающие его недовольство. Он продолжил:
– Могу вам это сказать. Я теперь говорю вам всю правду, я ничего не скрываю; надеюсь, вы в это верите. Могу вам рассказать, что она говорит: тебя бы не допрашивали вот так, день за днем, без перерыва, если б за этим что-то не стояло. Она говорит, что я должен быть именно таким человеком, иначе вы не привозили бы меня сюда все время.
– Каким именно человеком, Клифф? – не понял инспектор.
– Таким, который может убить женщину.
– Твоя мать знает, что ты виновен, да?
Сандерс ответил со странной педантичностью:
– Нельзя знать то, что не соответствует истине; можно только верить в это или подозревать это. Она говорит, что я именно такой человек, а не что она думает, будто я кого-то убил. – Он замолчал и искоса посмотрел на Бёрдена – безумным взглядом, как тому показалось, взглядом неуравновешенного человека, хитрым и лукавым. – Может быть, я такой и есть. Может, я именно такой человек. Как можно это узнать, пока не сделаешь этого?
– Вот ты мне и скажи, Клифф. Расскажи мне о человеке такого сорта.
– Он был бы несчастен. Он чувствовал бы, что ему все угрожают. Он хотел бы убежать от той жизни, которую ведет, в лучшую жизнь. Но эта лучшая жизнь была бы всего лишь фантазией, потому что он не смог бы убежать по-настоящему. Как крыса в клетке. Они проводят такие психологические эксперименты: ставят кусок стекла снаружи у открытой дверцы клетки, и когда крыса пытается выйти, она не может, потому что натыкается на стекло. Потом они убирают стекло, и она могла бы выйти, но не выходит, потому что знает, что сделает себе больно, наткнувшись на невидимую штуку снаружи.
– Ты описываешь себя?
Клиффорд кивнул.
– Разговоры с вами показали мне, кто я такой. Они сделали для меня больше, чем может сделать Серж. – Он посмотрел Майклу в глаза. – Вы сами должны быть психотерапевтом. – Он вдруг засмеялся, и его смех показался Бёрдену немного безумным. – Я думал, что вы глупый, но теперь знаю, что нет. Вы не глупый, вы открыли для меня некоторые места в моей душе.
Инспектор не был уверен, что понял, что хотел сказать молодой человек. Как и большинству людей, ему не нравилось, когда его называют глупым, даже если это слово сразу же взяли бы назад. Но у него возникло ощущение, что Клиффорд говорил бы еще более откровенно, если б они остались наедине, и поэтому он отослал Арчболда, попросив его принести кофе из столовой. Сандерс снова заулыбался, хотя в этой улыбке не было ничего довольного и веселого.
