— Сию минуту, ваша светлость, — ответила Ивонна, метнувшись через комнату.
— Двадцать! — повторила герцогиня, глядя на Гардению. — Не может быть. Это невозможно.
— Никуда не денешься, люди становятся старше, тетя Лили, — сказала Гардения.
Тетушка прижала руку ко лбу.
— Увы, это бесспорно, — проговорила она. — Боже! Какой же старой я себя чувствую!
— Мне не хотелось беспокоить вас вчера вечером, — извиняющимся тоном сказала Гардения, — но мне казалось, будет бестактным, если я лягу спать, не сообщив вам о своем приезде.
— Ты сделала все правильно, — одобрила ее герцогиня. — У меня не было возможности уделить тебе внимание. Кроме того, я не думаю, что в твоем платье можно появиться на приеме.
Перед мысленным взором Гардении появилась циничная ухмылка лорда Харткорта.
— Конечно, — робко пробормотала она. — Боюсь, я была одета не для вечера.
— Хотя, конечно, ты в трауре, — сказала тетушка, — но, прости меня за мои слова, это платье на тебе такое старомодное.
— Оно мамино, — объяснила Гардения, — и это все, что у меня есть.
— Ну, мне кажется, это роли не играет, — слабо проговорила герцогиня. — Ты ведь не собираешься оставаться, не так ли?
На мгновение воцарилась тишина, на мгновение, в течение которого обе женщины пристально смотрели друг на друга. Наконец с дрожью в голосе Гардения произнесла:
— Тетя Лили, но я не знаю, что делать. Мне больше некуда, совсем некуда идти!
Глава третья
Герцогиня рухнула на подушки. Очевидно, порошок подействовал, и она выглядела менее изможденной.
— Думаю, тебе лучше рассказать все с самого начала, — сказала она. — Что же произошло?
Белая как снег Гардения сжала руки, пытаясь овладеть собой и заставить свой голос звучать тверже.
— После смерти моего отца у нас совсем не осталось денег, — тихо начала она. — Я часто предлагала маме написать вам и рассказать, в какой ситуации мы оказались. Но она не хотела беспокоить вас.
Герцогиня тихо вскрикнула.
— Я об этом никогда не задумывалась, — пробормотала она. — Как ужасно с моей стороны! Я так богата, у меня всегда все было! — Она прижала к глазам руки и дрожащим от волнения голосом произнесла: — Ты должна простить меня, мне так стыдно.
— Я не хотела расстраивать вас, — продолжала Гардения, — но, когда папа был жив, все было по-другому. Он был очень гордым человеком, очень гордым.
Тут герцогиня прервала ее:
— Он возмущался тем, что я делала твоей матери дорогие подарки. Однажды она сказала мне, что его недовольство вызвано тем, что у него нет возможности подарить ей все это самому.
— Это правда, — подтвердила Гардения. — Но мы нуждались не в подарках, а в еде.
— Мне никогда это в голову не приходило, — призналась герцогиня. — Когда твой отец умер и твоя мама написала мне об этом, я подумала: «Теперь я смогу помочь Эмили, теперь я могу посылать ей вещи». Но я решила, что следует немного подождать, а потом… Да, Гардения, признаю, я совершенно об этом позабыла.
— Мы оказались в долгах после смерти папы, — продолжала Гардения. — Нам нужно было заплатить доктору, сестрам и аптекарю и еще целой куче лавочников, у которых в течение последних месяцев мы покупали всякие вкусные вещи для папы. Мы распродали из дома почти все вещи, даже серебро и мебель. Естественно, мы выручили за них немного. Да у нас особенно и не было ничего для продажи.
— Как унизительно, — прошептала герцогиня. — Какая же я была дура!
— Вы могли не знать, — печально проговорила Гардения. — Мама не позволяла писать вам об этом, хотя я и предлагала, и не раз.
— Если бы я только знала, — пробормотала герцогиня.
— Нам совершенно не к кому было обратиться за помощью, — рассказывала Гардения, — а папина семья, как вы знаете, лишила его наследства из-за того, что он женился на маме. Он ни разу не разговаривал с ними и ни разу не встречался.
— Неудивительно, — согласилась герцогиня. — Они были в бешенстве. Я помню, как однажды увидела их письма, и мне стало ясно, что, с их точки зрения, бросить невесту за два дня до свадьбы только из-за того, что повстречал девушку, в которую сразу же влюбился, было верхом неприличия!
— Мама часто рассказывала мне об этом, — вспоминала Гардения. — Она говорила, что в тот момент, когда увидела папу, ей сразу стало ясно, что он был героем ее мечты. Потом он заговорил с ней, и они оба поняли, что между ними происходит нечто особенное, нечто удивительное, и они могли только стоять и смотреть друг другу в глаза.
— Именно об этом молится каждая женщина, — с легким вздохом проговорила герцогиня.
— Наверное, им ничего не оставалось, как сбежать, — предположила Гардения. — Папа был обручен с дочерью лорда Мелчестера, и свадьба должна была состояться через два дня, а мама была никем.
— Я бы так не сказала, — возразила герцогиня. — Твой дед был провинциальным дворянином и в молодости служил капитаном гусаров. У него было мало денег, но мы никогда не жили в нужде и считали себя не хуже любого жителя Хертфордшира.
— Извините меня, — с улыбкой проговорила Гардения. — Я не хотела, чтобы мои слова звучали грубо, но, тетя Лили, с точки зрения светского общества женитьба была нежелательна, даже несмотря на то что папа — второй сын.
— Твой дед, сэр Гастус Уидон, был заносчивым, напыщенным снобом! — со злостью воскликнула герцогиня. — Он решил заставить твоего отца страдать за то, что он женился на любимой девушке. Он оставил его без единого пенса и разругался с ним, настояв даже на том, чтобы большинство его старых друзей тоже порвали с ним.
— Не думаю, что для папы это имело какое-то значение, — заметила Гардения. — Он был так счастлив с мамой. Перед самой смертью они часто держались за руки и глядели друг другу в глаза, забывая о моем существовании.
— Наверное, я в какой-то мере завидовала Эмили, — задумчиво проговорила герцогиня. — Так много мужчин любили меня и обеспечивали меня богатством, положением и восхитительными драгоценностями, но ни одного из них я не любила так, как любили друг друга твои родители.
— Именно поэтому я знала, что вы поймете, — продолжала Гардения, — когда я скажу вам, что на самом деле мама умерла из-за разбитого сердца. Это звучит несколько сентиментально, но это так. Когда папа умер, она потеряла ко всему интерес. Она отказывалась от еды, думаю, она и спала плохо. Она даже не плакала. Она постоянно сидела у окна, глядя в сад, и по ее выражению я понимала, что думает она о нем, возможно, разговаривает с ним. Она была твердо убеждена, что после своей смерти встретится с ним. Ей хотелось умереть. Когда она заболела из-за того, что в доме было очень холодно, так как у нас не хватало денег на уголь, она даже не прилагала усилий выздороветь. Я обычно пыталась разговаривать с ней о будущем, о наших совместных планах и в то же время осознавала, что она ускользает, горя желанием быть с папой и совершенно не интересуясь тем, что будет со мной.
