— Тем более вы должны были понять, что у меня появились достаточно веские причины больше не встречаться с вами, — холодно произнес он. — К тому же я думал, Элоиза, что мы с вами достаточно взрослые и опытные люди, чтобы понять такую простую истину, что никакими взаимными упреками или обвинениями ничего нельзя добиться.
После этой отповеди в комнате повисло продолжительное молчание. Затем леди Батлет тихо спросила:
— Вы хотите сказать, что я совсем потеряла для вас привлекательность?
Она произнесла это таким тоном, словно сама не верила столь абсурдному предположению, а затем выразительно взглянула на маркиза, ожидая, что он начнет с жаром опровергать ее слова.
Однако вместо этого маркиз прямо взглянул ей в глаза и твердо произнес, как бы ставя окончательную точку в их отношениях:
— Вы очень красивы, Элоиза, вы сами это очень хорошо знаете, и я всегда буду вам благодарен за то счастье, которое вы мне подарили.
— Вы хотите сказать… что это конец? — чуть задохнувшись, произнесла Элоиза Батлет. — Я не верю этому! Этого просто не может быть!
С этими словами она протянула к нему руки, но маркиз каким-то совершенно непонятным образом вдруг оказался за своим письменным столом, вне досягаемости ее объятий.
— Могу я предложить вам выпить что-нибудь освежающего, прежде чем вы отправитесь домой? — осведомился он тоном любезного хозяина.
Глаза леди Батлет впились ему в лицо так, словно перед ней стоял незнакомец, которого она увидела первый раз в своей жизни. А затем сказала сдавленным голосом:
— Вы… отправляете меня… прочь, а я все еще не могу… поверить в это! Что случилось? Кто мог так настроить вас против меня? Как вы можете обращаться со мной так… так холодно, после всего, что было… что мы значили друг для друга все это время?
— Было бы непростительной ошибкой, — тихо сказал маркиз после непродолжительного молчания, — портить сейчас те прекрасные воспоминания, которые так дороги нам обоим.
Огромным усилием леди Батлет удалось сдержать все те гневные, яростные слова, которые готовы были сорваться у нее с языка. Она молча стояла перед ним, сверкая глазами и тяжело дыша от ярости. В какой-то момент она уже готова была закричать на маркиза, но вовремя одумалась, так как знала, что вызовет у него лишь высокомерное презрение. Неумение владеть собой считалось в высшем обществе вульгарным качеством, достойным всяческого осуждения.
Так что леди Батлет сдержала свой гнев и, достав маленький вышитый платочек из-за корсажа платья, приложила его к глазам.
— Вы… так жестоки со мной, Тиан, — сказала она безжизненным голосом. — Я так любила вас… как никого никогда не любила за всю свою жизнь!.. Я не могла даже представить себе, что вы сможете так быстро… разлюбить меня. Неужели в вас не осталось ни капли нежности?
С этими словами она без сил опустилась на кушетку, возле которой стояла, с таким видом, словно ноги отказывались ее держать.
Возможно, это могло бы тронуть сердце Тиана, если бы она не переигрывала в своем усердии выглядеть такой несчастной и сломленной.
Маркиз даже не подумал выйти из-за своего стола. Он просто молча наблюдал за тем, как она подносит к глазам свой платочек, отметив с циничной улыбкой, что на тонком слое пудры, который она так умело накладывала на свои щеки, не осталось ни малейшего следа от слез.
Вскоре маркиз нарушил затянувшееся молчание:
— Позвольте предложить вам бокал шампанского, прежде чем вы меня покинете, Элоиза. Оно поможет вам прийти в себя после столь ужасной трагической сцены. К тому же, я полагаю, моим слугам не стоит знать, что вы плакали.
Леди Батлет резким движением отняла от глаз платок.
— Вы ведете себя со мной просто возмутительно, Тиан! Неужели вы так бессердечны? — гневно воскликнула она, вновь засверкав глазами и отбросив личину сломленной горем женщины. — Но я обязательно дознаюсь, по какой причине вы так переменились ко мне. И когда я найду ее, обещаю вам, что выцарапаю у нее глаза!
Маркиз насмешливо усмехнулся.
— Браво, Элоиза! Вот теперь вы действительно такая, какая вы есть, и мне вы такой больше нравитесь. Вы гораздо более привлекательны в роли Брунгильды, бросающейся в битву, чем в роли рыдающей Фебы, оплакивающей свою невосполнимую утрату!
Произнося эти имена, маркиз не мог не подумать о том, что Элоизе Батлет скорее всего они ничего не скажут, так как она представления не имеет ни о скандинавской, ни о греческой мифологии. А вот Мина, без сомнения, сразу бы оценила, с какой точностью выбраны типажи для сравнения.
Леди Батлет засунула вышитый платочек за корсаж платья и поднялась с кушетки, осознав свое поражение и понимая, что ни криками, ни слезами она ничего не добьется.
— Раз ты позволяешь себе насмехаться надо мной, я ухожу, — с холодной яростью произнесла она, — но придет день, Тиан, — а я в этом уверена и буду денно и нощно молиться всю свою оставшуюся жизнь, чтобы это произошло, — однажды придет день, когда тебя заставят страдать так же, как ты заставляешь меня сейчас страдать, как, без сомнения, ты заставлял страдать многих женщин до меня.
Она подняла голову и с достоинством, которое маркиз признал достойным уважения, не спеша направилась к двери.
Элоиза шла достаточно медленно для того, чтобы он мог подойти к двери первым. Маркиз открыл перед ней дверь, и леди Батлет, гордо выпрямившись, медленно прошла мимо него, покачивая перьями на шляпе и тихо шелестя пышными шелковыми юбками.
Маркиз молча сопровождал ее до парадной двери, но, когда она уже стала спускаться по ступеням, он произнес достаточно громко, чтобы его могли услышать его дворецкий, лакеи и кучер леди Батлет:
— Пожалуйста, леди Батлет, передайте мои наилучшие пожелания его светлости, а также поблагодарите от меня за те сведения, которые он просил мне сообщить. Это именно то, что я с таким нетерпением жаждал услышать, и я ему за это весьма благодарен.
Однако леди Батлет не сделала никаких попыток поддержать выдумку маркиза, объясняющую ее неожиданный приезд в Вент Роял.
Вместо этого она позволила ему помочь ей сесть в экипаж и, задержав свои пальцы на его руке чуть дольше, чем было необходимо, с внезапной горечью поняла, что это прикосновение нисколько не волнует его.
Маркиз отступил с легким поклоном, лакей закрыл дверцу, и карета тронулась, увозя леди Батлет из его жизни навсегда.
Маркиз поднял руку в прощальном приветствии, но Элоиза с каменным выражением лица продолжала смотреть вперед и даже не оглянулась. Она тоже поняла наконец, что все кончено.
Больше не сдерживая своих чувств, маркиз поднимался по лестнице, и его серые глаза потемнели от гнева.
Если и было на свете то, что он действительно не выносил, так это сцены. Элоиза Батлет невероятно разочаровала его. Он всегда считал, что в ней больше гордости, и вообразить себе не мог, что она способна унизиться до чего-нибудь подобного.
