— Возможно ли это? Вы любопытны? — осведомился он.
— С одной целью: узнать кто вы, monsieur, — тотчас ответила Одетта. — К тому же мое любопытство не будет иметь никаких последствий. Ведь вы живете по другую сторону Ла-Манша.
— Но сейчас я здесь, рядом с вами, а когда мы танцевали, я чувствовал, что мы и на самом деле очень близки.
— Теперь мне кажется, вы намеренно стараетесь вести себя как француз, monsieur. Я уверена, англичанин никогда бы не сказал ничего подобного человеку, которого встретил впервые в жизни.
— Вы правильно мыслите, — кивнул джентльмен, — однако нынешним вечером мне трудно думать о себе как об англичанине, которому предписано быть холодным, сдержанным и бессловесным.
Одетта рассмеялась.
— Я знаю наверняка, что таким вы никогда не станете!
— Вот здесь, боюсь, вы ошибаетесь, — возразил он. — Признаюсь вам, когда я сюда приехал, у меня уже сложилось впечатление, что это будет чрезвычайно скучный вечер, и был готов покинуть его при первой возможности.
— Но почему вы себя так чувствовали?
— Ну, прежде всего потому, что я совсем не хотел приезжать в Париж. Кроме того, я считаю, нет ничего более скучного, чем мужчины и женщины, строящие из себя дураков, наряжаясь как в цирке!
В его интонации слышался неприкрытый сарказм, который каким-то образом дисгармонировал с красотой сада и тем волнением, которое она ощущала.
— Не говорите… так, — вырвалось у нее из самых глубин души.
— Почему?
— Вы портите мне вечер. Я нахожу его замечательным и желаю насладиться каждой минутой моего пребывания здесь, чтобы было о чем… вспомнить.
С минуту они молчали, пока джентльмен не промолвил:
— Вы говорите так, будто все для вас внове. Может быть, вы уезжаете?
«Он весьма проницателен, — подумала Одетта. — Это опасно».
— Я… просто хочу… хорошо провести время, — пролепетала она.
— Я ничего вам не испорчу, но вы еще больше, чем прежде, разожгли мое любопытство.
Официанты принесли новые блюда, но Одетта ела машинально, совсем не чувствуя вкуса еды.
Ей хотелось запечатлеть в памяти все, что она видит вокруг себя.
К тому же особую остроту ее ощущениям придавал тот факт, что мужчина, который сидит рядом и не сводит с нее глаз, заинтригован ею.
— Не хотите ли еще потанцевать? — предложил он.
Слегка вздрогнув, Одетта вдруг поняла, что они, должно быть, сидят за столом уже долгое время и люди за другими столами уходят, а новые приходят на их место.
— Который час? — спросила она.
Джентльмен достал золотые часы из жилетного кармана.
— Половина второго.
Девушка вскрикнула.
— Так поздно? Я уже говорила вам, что, как Золушка, должна исчезнуть в полночь!
— Мне кажется, у вас не должно быть причин для волнения. Пусть ваша карета уже обратилась в тыкву, но вы вовсе не в лохмотьях, и хрустальные туфельки все еще у вас на ногах.
— О, вы хорошо знаете сказки! — заметила Одетта.
— Я вырос на них, как, впрочем, думаю, и вы тоже.
— О да! Кстати, «Золушка» написана французом и всегда была моей любимой сказкой.
— Я представить себе не могу, что вы, как Золушка, сидите дома, в то время как ваши безобразные сестры уехали на бал.
Одетта обнаружила, что улыбается.
Он и понятия не имел, что попал почти в самую точку.
Она промолчала, и он спросил:
— Что еще вы скрываете от меня, кроме своего имени? Разве сейчас мы не столь хорошо знаем друг друга, чтобы сказать правду?
— Боюсь, вы разочаруетесь, если я скажу правду. Мы встретились на бал-маскараде. Так зачем же снимать маски и разрушать анонимность, если в итоге мы утратим свои иллюзии.
— Не верю я в это! — отрезал джентльмен. — Дайте мне вашу руку.
Он протянул свою руку, и Одетта, ни секунды не размышляя, вложила в нее свои пальцы.
Он накрыл их другой рукой.
Странное чувство возникло у нее от теплоты его ладоней и крепости пожатия.
Он произнес низким от волнения голосом:
— Вам и без слов должно быть понятно, что я хочу увидеть вас снова. Оставим эти игры. Я первый скажу вам, кто я. Я — граф Хотон!
Одетта слегка вздрогнула.
Затем изумленно и недоверчиво посмотрела на него сквозь прорези в маске.
Граф не предполагал, что она могла слышать его имя прежде.
Тем не менее ей и в самом деле оно было известно, правда, совсем не так, как по всей видимости, хотелось бы графу.
Какой невероятный поворот судьбы!
Могло ли ей хотя бы на миг прийти в голову, что незнакомец, встретившийся случайно на балу, куда она не была приглашена, да и права не имела пойти, тот самый человек, о котором ей и думать-то было неприятно.
Ее мать состояла с графом в отдаленном родстве.
— Мы с ним кузены в седьмом колене, — сказала она однажды. — Как бы там ни было, я горжусь, что во мне есть кровь Хотонов. По крайней мере гордилась когда-то.
Одетта знала, она говорит об этом в прошедшем времени по одной простой причине.
Семь или восемь лет назад ее мать решила, что мужу необходимо перевестись из Эдекхема в другой приход, где больше платят.
— Мы живем здесь с тех пор как поженились, — объяснила она дочери, — и хотя я очень счастлива с твоим отцом, не могу не думать о том, что он растрачивает свой ум и знания здесь, в крошечной деревушке, где нет равных ему по интеллекту, нет достойных собеседников.
— Что же ты собираешься делать? — спросила Одетта, чувствуя во время всего разговора, что мать всецело поглощена какими-то потаенными мыслями.
Наконец миссис Чарлвуд задумчиво произнесла:
— В этой епархии нет лучшего прихода в настоящее время. Но если б даже имелся, я сильно сомневаюсь, что твой отец смог бы его получить. Мне пришла в голову хорошая идея — написать графу Хотону.
— Ты его родственница, мама, он обязательно поможет, — успокоила ее Одетта.
— Я встречалась с нынешним графом, только когда он был ребенком, — вздохнула мать. — Тем не менее я была урожденной Хотон до замужества и думаю, родная кровь не вода.
— А в подчинении графа много приходов? — спросила Одетта.
Мать кивнула.
— Он очень богатый и могущественный. Думаю, у него целая дюжина этих приходов. Возможно, он посчитает мою просьбу неслыханной дерзостью, однако же кто не рискует, тот не пьет шампанского.
