Одетта улыбнулась.
Ее Ханна всегда отличалась сообразительностью.
— Ну, это пока вся история в двух словах, — заметила девушка. — В Холле я больше не собираюсь появляться. И надеюсь, сама миссис Джонсон приедет сюда к нам, чтобы забрать свои наряды.
Вниманием Ханны снова завладели новые платья.
— Давайте помолимся, чтобы не приезжала, пока не скопируем покрой с ее платьев! — с жаром выпалила Ханна.
Одетта не могла удержаться от смеха.
В течение нескольких дней время тянулось медленно.
Одетта узнала от Ханны, что вся деревня взбудоражена известием о замужестве Пенелопы.
О лорде и леди Валмер не было никаких известий.
Никто не знал и об отношении к новой невестке сквайра Джонсона.
Девушка очень надеялась получить письмо от Пенелопы, но, поразмыслив, решила, что слишком торопит события.
К тому же вряд ли Пенелопе известно о ее возвращении домой.
Все вокруг казалось нереальным.
Одетта проживала день за днем в отрешенном состоянии и оживала лишь ночью, когда могла закрыть глаза и думать о графе.
Она вновь оказывалась в его объятиях, и он целовал ее у каскада в Буа.
Девушка чувствовала себя несчастной. Ее любовь можно было уподобить камню в груди, который рос, тяжелея день ото дня.
Любовь завладела всеми ее помыслами и ощущениями.
— Я люблю его! Я люблю его! — повторяла она как молитву в тысячный раз, чувствуя, что будет повторять эти слова до конца своих дней.
Через неделю после ее возвращения домой, когда они сидели за завтраком, принесли письмо, адресованное отцу.
Как обычно, всецело поглощенный своей книгой, он положил письмо на край стола, не выказывая намерения его вскрыть.
Одетта, побуждаемая некоторым любопытством, попросила:
— Пожалуйста, папа, открой письмо. Это, должно быть, гонорар от твоих издателей.
Она не верила тому, что говорила, однако единственным способом заинтересовать отца было упоминание о книгах.
Все другие проблемы и дела, относящиеся к деревне, приходу и миру за пределами Эденхема, оставляли его равнодушным.
— Скорее всего, это очередной счет для оплаты, — ответил отец с ноткой юмора. — Открой сама, дорогая. Я только хочу записать эту мысль, пока она не исчезла из головы.
Одетта взяла письмо со стола, отметив, что конверт изготовлен из дорогой пергаментной бумаги, и открыла его серебряным ножом для масла.
Сверху письмо было украшено величественным гербом.
— Это из Оксфорда, папа, — сказала она.
Он не ответил, так как был поглощен своими мыслями.
Тогда Одетта прочла письмо и внезапно вскрикнула.
Причем так громко, что отец поднял голову.
— Послушай, папа! Ты только послушай, что они пишут! — ликовала она. — Как замечательно! Это самое замечательное, что когда-либо с тобой случалось!
— Что такое? — равнодушно спросил он.
— Я уже сказала, письмо из Оксфорда. Ты победил в номинации на стипендию!
— Что ты говоришь? О чем ты говоришь? — недоумевал викарий.
Одетта встала из-за стола и подошла к нему сбоку с письмом в руке.
Склонилась над ним, пока он его читал.
Письмо и в самом деле оказалось замечательным.
Викарию сообщали, что среди стипендий, учрежденных Крайст Черч — его колледжем во время учебы в Оксфорде, — есть одна, которая присуждается ученым, занимающимся изучением древних религий и культур.
Книга викария «Влияние ведизма на цивилизацию» выбрана как наиболее весомое достижение в этой области.
Члены комиссии единодушно присудили ему ежегодную стипендию в пятьсот фунтов, чтобы он мог продолжать свои исследования.
Так как награждение состоится по окончании праздника Святой Троицы, декан Крайст Черч почтет за честь принять его в качестве гостя 14 июня сего года.
— Осталась одна неделя, — сказала Одетта. — Боже, папа, я так счастлива! Разве ты не понимаешь? Теперь мы богаты!
— Это действительно большая честь для меня, — тихо произнес викарий.
Он прочел письмо еще раз, словно не верил словам Одетты.
— Должно быть, мои издатели представили комиссии книгу без моего ведома, — заметил он. — У меня даже в мыслях не было, что они могут так со мной поступить.
— Как чудесно! Как здорово! — восторженно кричала Одетта. — Только подумай, как все изменится! Мы сможем позволить себе такие блага, о которых можно было лишь мечтать, — например, возьмем женщину из деревни в помощницы Ханне и, может быть…
Одетта запнулась.
Она уже была готова сказать: «Может быть, я смогу купить себе несколько новых платьев» — когда вдруг заметила, что отец не слушает ее.
Он неотрывно смотрел на письмо в своей руке.
Девушка была уверена, в этот момент он думает о своей книге и о том, что кто-то смог ее оценить, а не о материальных выгодах, которые принесет ему стипендия.
Вспоминая об этом эпизоде позже, Одетта поняла, что если б она не проверила содержимое конверта, то могла бы упустить одно важное обстоятельство.
Кроме письма, в конверте находился маленький листок с тремя вопросами: во-первых, желает ли викарий принять стипендию; во-вторых, принимает ли он приглашение остановиться в Крайст Черч; в-третьих, желает ли он привезти с собой в Оксфорд жену, сына или дочь.
Одетта написала утвердительный ответ на все три вопроса.
Когда отец в хорошем расположении духа отправился в кабинет перечитывать книгу, получившую награду, ей пришлось столкнуться с извечной женской проблемой: что надеть?
К счастью, у нее уже было прелестное платье в комплекте с коротким жакетом, которое подарила ей Эмелин.
Тем не менее ей не обойтись без вечернего платья.
То, которое она надевала в Париже на встречу с графом, ей уже недоступно.
Ах, если б она тогда знала об отцовской стипендии, то могла бы попросить Эмелин продать ей платье из серебристого газа.
Но уже слишком поздно.
Ханна тоже была озабочена этой проблемой.
— Вы не можете ехать в Оксфорд и ходить там на обеды со всеми этими донами в тряпье!
— Я не думаю, что они слишком уж элегантные люди, — улыбнулась Одетта. — Их больше интересует, что у людей в голове, а не что они носят на теле.
— Пока у вас не будет приличного платья — только через мой труп! — твердо заявила Ханна. — Мы поедем в Борн, купим там хорошей ткани и скопируем одно из платьев, сшитых для мисс Пенелопы.
