Вдруг Габриэль Дюпре заговорила на совсем постороннюю и неожиданную тему:
— Сегодня я буду ужинать, — поделилась она со служанкой, — с владельцем театра «Варьете». Он настойчиво уговаривает меня участвовать в его премьере в начале следующего месяца, а я собираюсь рассказать ему о том, какой грандиозный успех я имела в Лондоне, — хвастливо сказала Габриэль Дюпре.
— Я слышала, что невозможно было достать билет на спектакль в Королевском театре, когда вы там выступали, мадемуазель.
Иоланда надеялась, что ее льстивые слова понравятся капризной хозяйке.
— Да, это правда, — подтвердила актриса. — Кстати, мой бенефис принес мне огромный доход.
Тут она на мгновение задумалась, потом громко вздохнула.
— О деньги, деньги… Они рано или поздно всегда кончаются. Их никогда не бывает слишком много.
Иоланда ничего не ответила. Она в это время вспомнила о потрясающем собрании бриллиантов и прочих драгоценностей, хранившихся в шкатулках мадемуазель.
— Да, деньги — это единственное, в чем я всегда нуждаюсь, — продолжила мадемуазель Дюпре как бы про себя. — Если я дам согласие выйти на сцену театра «Варьете», то за это одолжение они мне должны хорошенько заплатить.
На ней было одето роскошное и весьма откровенно обнажающее ее прелести одеяние, украшенное драгоценностями, за которые, вероятно, можно было в средние века выкупить из плена любого европейского монарха. А запах благовоний, исходящий от ее тела, заполнял не только ее спальню, но и все соседние помещения и даже коридор.
Иоланда прибрала в спальне, потом удалилась, с легкой печалью подумав, что, вероятно, она единственная из обитателей дворца, у кого не назначено свидание в этот вечер.
Прошлой ночью Питер ходил на танцы на свежем воздухе вместе со своими новыми друзьями из французской прислуги, а потом с восторгом описывал сестре, какое это наслаждение веселиться от души, когда парижская ночь так тиха, ласкова и благоуханна.
Он признался Иоланде, что танцевал до упаду и что, как он и ожидал, французские девушки гораздо симпатичнее и податливее, чем английские недотроги.
— Я рада, что ты с пользой и с удовольствием провел время, дорогой, — сказала Иоланда.
Ей с трудом удалось скрыть свою зависть, свое желание побывать на этом веселом сборище вместе с ним. Ей так хотелось увидеть Париж, познакомиться с его красотами и обычаями, но до сих пор Иоланде не представилось случая даже хоть на часок покинуть свою хозяйку и посетить хотя бы Лувр, о чем она давно мечтала.
«Впрочем, все еще впереди», — утешала она себя.
Так как Питер категорически запрещал ей выходить в город одной, она рассчитывала уговорить кого-то из служанок сопровождать ее. Но как оказалось, к ее разочарованию, все служанки в доме были замужем, работали вместе со своими мужьями и, понятное дело, не имели ни малейшего желания тратить свое свободное время в компании малознакомой им горничной.
Помимо этого Иоланда догадалась, что ее внешность и манеры чем-то настораживают прислугу, чем-то она отличается от всех прочих, и поэтому ей ничего не оставалось, как только любоваться Парижем через окна дворца.
Конечно, она разделяла опасения Питера насчет того, что женщине появляться одной на улице в чужом городе не следует. Но все же, когда он, наскоро поужинав, опять удалился, по всей вероятности, на очередные танцульки, Иоланда почувствовала себя очень одинокой.
Но кроме тоски и одиночества ее мучило другое.
Братец смог убедить ее, несмотря на все попытки проявить твердость, отдать ему в руки одну гинею — одну из тех драгоценных шести, которые она берегла на самый крайний случай.
— А куда подевалось твое жалованье? — спросила она.
— Я должен был заплатить свою долю за вчерашние развлечения, — небрежно сказал Питер. — Не мог же я позволить себе веселиться за счет тех, кто так же беден, как я.
— Но, Питер, мы же должны быть крайне бережливы, — огорченно воскликнула Иоланда. — Если вдруг завтра мы лишимся места, у нас останется всего несколько фунтов, матушкины украшения и больше ничего, что может отделить нас от голода и нищеты.
— Я думаю, что удача нам улыбнется, — беспечно заявил Питер. — Как видишь, пока еще мы не тратим на себя ни гроша.
— Да, конечно, нам очень повезло, — сказала Иоланда, — но ведь все может измениться к худшему, и мы должны быть благоразумны.
— Я уже накушался досыта этим благоразумием, прислуживая герцогу и общаясь с его слугами. Неужели ты думаешь, что мне доставляет большое удовольствие ухаживать за чужими лошадьми, скакать возле его кареты, когда я получил возможность развлекаться в этом прекрасном городе?
Питер выглядел настолько возбужденным, что Иоланда не захотела с ним спорить. Она отдала ему гинею и поблагодарила судьбу за то, что он довольствовался этим.
Брат казался таким красивым, таким обаятельным в герцогской ливрее, что ни одна девушка не могла бы устоять перед ним, а тем более сестра.
Она, конечно, знала, что он порядочный шалопай, но Питер привык к веселой жизни в Лондоне со своими друзьями, и ей было жаль, что брату приходится здесь унижаться и вымаливать деньги у своей сестры.
Разумеется, в Париже, как и в Лондоне, ежедневно давались обеды и балы, на которых он мог бы присутствовать. Но, как безымянному слуге, путь ему туда был заказан.
Иоланда очень надеялась, что Питер не ввяжется в какую-нибудь неприятность, не проявит безрассудства, пытаясь проникнуть на одно из светских увеселений.
— Пожалуйста, не задерживайся допоздна, дорогой, — умоляла она брата, прощаясь с ним на пороге.
Он только ухмыльнулся ей в ответ.
Все же, перебежав двор, Питер оглянулся.
— Не жди меня раньше, чем взойдет солнце! Я в Париже, Иоланда! И какой дурак будет спать ночью в этом замечательном городе, когда в нем столько соблазнов и развлечений!
Его возбужденная интонация встревожила Иоланду. Она никогда не видела брата таким радостным с того дня, как они покинули Англию и ему пришлось облачиться в лакейский костюм.
Может быть, какая-нибудь любовная тайна поселилась в его сердце?
Оставшись в одиночестве, она вдруг растерялась, не зная, чем заняться.
Все французские служанки спустились вниз, в подвальный этаж. Только швейцар прохаживался возле подъезда и откровенно зевал, борясь со сном.
Иоланде показалось, что наступило подходящее время отдаться любимому занятию, а именно чтению. С тех пор как она покинула родной дом, ей не удавалось даже прикоснуться к книге.
Девушка не сомневалась, что в таком огромном особняке, как особняк, предоставленный в распоряжение герцога, должна быть богатая библиотека, и она вознамерилась ее отыскать.
Ей пришлось пройти анфилады комнат прежде, чем она достигла цели.
