— Правила игры?
Она кивнула.
— Может быть, вы мне объясните, какие правила имеете в виду.
— Вы не должны задавать мне вопросов таких, как этот… Потому что они смущают меня…
— Что же такого я сказал?
— Прежде всего меня смутили ваши комплименты. Таких прекрасных слов мне не говорил никто и никогда… Может быть, вы нарочно желаете смутить меня?
— Неужели я на это способен?
— Не знаю, но я чувствую, что между нами не должно происходить подобного разговора. Мы нарушаем какие-то правила, условности…
— Для француженки вы ведете себя слишком по-английски, — отметил герцог с усмешкой.
— Но ведь я… долго жила в Англии.
— Да, конечно. Вероятно, поэтому вы смущаетесь там, где француженка бы чувствовала себя на седьмом небе от счастья.
— Может быть, это действительно так, но лучше, если б мы разговаривали на какие-нибудь нейтральные темы.
— Такой разговор был бы смертельно скучным нам обоим. А кроме того, я хочу вам сказать, что вы не только привлекли, но еще и заинтриговали меня. И хотя я не отличаюсь любопытством, но в данный момент это чувство полностью овладело мной. Мне очень любопытно знать, какая вы на самом деле.
Иоланду все больше и больше пугали слова герцога.
Она обеспокоенно воскликнула:
— Сколько сейчас времени, монсеньор? Наверное, уже очень поздно и я должна вернуться, чтобы ухаживать за мадемуазель. Если меня не будет на месте, она страшно рассердится.
— И вы боитесь, что она вас уволит?
— Конечно, боюсь.
— Я ей не позволю сделать этого, не беспокойтесь.
— Но тогда возникнет очень неудобная ситуация, согласитесь. И мне все равно придется уйти со службы.
— Обещаю, что этого не произойдет.
— Пожалуйста, монсеньор, не отвезете ли вы меня домой?
— У меня такое чувство, — медленно и со значением проговорил герцог, — что вы торопитесь не столько для исполнения своих обязанностей, сколько стремитесь убежать от меня.
— Я бы не хотела так быстро покидать вас, но… вы меня пугаете…
— Вас очень легко смутить, Иоланда.
— Но это происходит потому, что вы такая… внушительная личность, монсеньор…
Иоланда попыталась улыбнуться дрожащими губами, когда встретила его внимательный изучающий взгляд. Ей больше всего хотелось скрыться от его проницательного взгляда, который, как ей казалось, пронизывал ее насквозь.
Краска густо залила ее щеки, она отвернулась, а он произнес с неожиданной мягкостью:
— Именно потому, что вы так убедительно просите меня это сделать, я отвезу вас домой.
Он махнул официанту, чтобы принесли счет, и, расплатившись, взял со спинки стула шаль и укутал ею плечи Иоланды. При этом рука его слегка коснулась ее шеи, и девушку словно пронизал электрический разряд. Такого странного ощущения она не испытывала никогда раньше.
Она боялась не его, а скорее саму себя, своих чувств. Поэтому Иоланда поспешила выйти на улицу.
Экипаж ждал их, и обратный путь по ярко освещенным улицам Парижа под звездным небом был не менее чудесным, чем дорога туда. Мягкий полог укрывал их колени, и неожиданно она ощутила пальцы герцога на своей руке.
Вероятно, Иоланда должна была убрать руку, но почему-то не сделала этого, хотя дрожь пробирала ее, когда его сильные пальцы гладили ее нежное запястье.
— Как вам показался наш вечер, Иоланда?
— Он был чудесным! Как будто я прочитала какую-то волшебную сказку или послушала замечательную музыку!
Он улыбнулся и еще крепче сжал ее руку.
— Я рад, что смог доставить вам хоть небольшое удовольствие. Именно этого я и добивался. Согласитесь ли вы еще как-нибудь провести вечер со мной?
— Я… должна бы сказать, наверное, «нет»…
— Но вместо этого вы скажете «да».
— Но, вероятно, это будет… нехорошо…
— Для кого? Для вас или для меня?
— Я думаю… что для нас обоих.
— Но ведь когда, как вы сами выразились, жизнь ставит нам препятствия, она становится волнующей и интересной. Жаль пропустить возможность испытать сильные чувства. И поэтому вы должны согласиться…
Иоланда ничего не ответила, да и не было нужды что-либо отвечать. Она знала, что он догадывается, каков был бы ее ответ. Конечно, она согласится.
В молчании они подъехали к особняку. Герцог поднес ее руку к губам, и она ощутила их теплоту, когда он поцеловал обнаженную кожу над перчаткой.
— Благодарю вас, — произнес он тихо, — за очарование сегодняшнего вечера. Поверьте, что мне давно уже не было так хорошо.
Впервые, может быть, его голос звучал так искренне, и это заставило еще сильнее забиться ее сердце.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Иоланда спустилась к завтраку с ощущением, что она ступает не по твердой земле, а витает где-то в облаках.
Всю ночь она не спала, перебирая в памяти каждое слово, произнесенное накануне вечером за ужином. Девушка понимала, что его предложение повторного свидания — простая вежливость с его стороны, а ее согласие на это — лишь кокетство француженки, за которую она себя выдавала.
Но однако герцог в ее воображении казался человеком столь значительным и столь привлекательным, что мысли о нем преследовали ее всю ночь и в утренние часы.
Ведь все-таки он не был поверхностным и любвеобильным французом, а настоящим англичанином, и, значит, за его словами крылась какая-то убежденность.
Кроме того, на коже ее руки по-прежнему ощущался след от прикосновения его губ.
Свидание с герцогом заставило ее как-то раскрепоститься, почувствовать себя женственной, привлекательной, и хотя бы за это она была ему благодарна.
В столовой, предназначенной для слуг, не было никого, кроме Питера, и это тоже обрадовало ее.
Он уже заканчивал свой завтрак, и когда сестра уселась перед ним за столом, на лице его появилось странное выражение.
— Что с тобой? — спросила она.
— Плохи наши дела, Иоланда!
— Почему?
— Все вокруг только и говорят о том, что скоро опять начнется война.
Иоланду охватил ужас.
— Как же нам быть?
Она тут же оборвала себя на полуслове, потому что ей хотелось признаться брату, что об этом она уже слышала от герцога.
Но как она могла рассказать Питеру, что провела почти целый вечер с незнакомым мужчиной, тем более тем, от которого брат велел ей держаться подальше.
Но Питеру было явно не до переживаний сестры.
