Актриса была занята своими волосами, расчесывая их украшенным драгоценными камнями гребнем и смотрясь в ручное зеркало в раме из золота с ее инициалами, выложенными мелкими алмазами.
Когда ее длинные рыжие локоны ниспадали на плечи, Габриэль Дюпре казалась Иоланде самой обольстительной женщиной на свете. Иоланда обругала себя за то, что вчера задала герцогу глупейший вопрос о себе самой — что он нашел привлекательного в ней?
Да, конечно, ничего, если он имеет возможность каждый день любоваться столь обворожительным созданием, как Габриэль Дюпре.
И тут вновь на нее нахлынули воспоминания о проведенном с герцогом вечере, о странном чувстве, которое пробудило в ней прикосновение его губ к ее руке при прощании.
Занятая своими мыслями, Иоланда машинально прибиралась в комнате, аккуратно складывая разбросанные вещи.
«Вероятно, — подумала она, — мадемуазель возвратилась домой вчера слишком усталой и, должно быть, выпила чересчур много вина и поэтому легла в постель, даже не умывшись и не сняв с лица грим».
Держа в руках охапку одежды, чулок и белья, Иоланда обернулась, собираясь спросить у хозяйки, не потребуется ли подать что-нибудь еще, и увидела, как актриса что-то положила в чашку с кофе, скорее всего кусочек сахару.
Иоланда едва удержалась, чтобы не сказать Габриэль, что герцог не употребляет сахар.
Вчера от ее внимания не ускользнуло, что герцог отверг предложенный ему официантом сахар, а она сама, наоборот, щедро подсластила казавшийся ей всегда горьким кофе, завариваемый французами.
«Наверное, мне следовало бы принести для герцога еще одну чашку, вдруг он откажется пить сладкий кофе», — подумала она, но, не желая на глазах у герцога исполнять свои обязанности горничной, поспешила в коридор.
Она услышала, как герцог о чем-то переговаривается с Хоукинсом в гостиной.
Ее комната находилась в конце коридора. Этой привилегией не быть поселенной в крыле, отведенном для прислуги, она пользовалась лишь потому, что постоянно должна быть «под рукой» у мадемуазель — в любое время дня и ночи.
— Видишь, как все удачно складывается, — сказал тогда Питер. — Иначе, раз мы притворяемся мужем и женой, нам бы отвели одну комнатушку на двоих.
— А куда определили тебя?
— В подвал, вместе с другими мужчинами-слугами. Впрочем, я не так уж привередлив, и кровати здесь получше, чем на постоялых дворах, где мы ночевали по дороге из Кале.
Иоланда рассмеялась.
— Я вспомнила один матрац, который состоял из одних твердых шишек. Думаю, тебе приходилось не слаще.
Они вместе посмеялись над пережитыми ими пустяковыми трудностями.
Иоланда была довольна и отдельной комнатой, и своей работой. Еще из рассказов покойной матушки она уяснила, что личная горничная госпожи занимает достаточно высокое положение в домашней иерархии.
Но сейчас ее почему-то смущало то положение, которое еще совсем недавно казалось ей таким привлекательным.
Она провела у себя в комнате почти час, когда служанка пришла сказать, что ее вызывает Габриэль Дюпре.
— Где ты была? — раздраженно спросила актриса, которая пребывала в дурном расположении духа.
— Ждала вашего вызова, мадемуазель. Я не хотела прерывать вашу встречу с монсеньором.
— Он давно ушел, — заявила Габриэль. — Я хочу надеть новое платье, которое прислали вчера от портного. Меня пригласили на обед, где я должна всем показать, что из себя представляет Габриэль Дюпре.
«Она и впрямь выглядит потрясающе», — подумала Иоланда, наблюдая, как одетая в новое платье, умело накрашенная Габриэль, в шляпке, украшенной цветами и перьями, с бриллиантами, сверкающими в ушах и на шее, торжественно спускается по лестнице.
Иоланда увидела карету, ожидающую у подъезда, и по ливреям кучера и лакеев на запятках определила, что карета не принадлежит герцогу.
«Чья же она?» — задалась она вопросом.
Иоланда вернулась в спальню хозяйки и стала запирать шкатулку с драгоценностями, которую владелица обычно оставляла открытой, так как перед выездом перебирала украшения до бесконечности, до последнего момента, будучи не в состоянии сделать выбор.
Тут в дверь, ведущую в гостиную, осторожно постучались.
Иоланда открыла и увидела на пороге Хоукинса.
— Мадемуазель наконец отбыла?
Спрашивая это, Хоукинс вытянул шею и окинул взглядом спальню.
— Она отправилась куда-то на обед.
— Я думал, что мадемуазель подождет герцога.
— Нет. Она заявила, что будет обедать в шикарной компании, где собирается произвести на всех впечатление.
— Странно!
— Почему? — поинтересовалась Иоланда.
— Потому что герцог еще перед тем, как уехал на верховую прогулку, сказал, что будет сегодня обедать с мадемуазель. Но я пришел сообщить ей, что он вообще не будет обедать.
— Почему? — В Иоланде проснулось любопытство.
Хоукинс медлил, не решаясь довериться кому-либо. Наконец, вместо ответа на вопрос Иоланды, он задал ей встречный вопрос:
— Что герцог ел или пил в комнате у мадемуазель сегодня утром?
— Я не присутствовала при их завтраке, но уверена, что он ограничился чашкой кофе, который она налила ему собственноручно. Я видела, как мадемуазель это сделала перед самым приходом его светлости.
Хоукинс поджал губы.
— Что? Что-нибудь не так? — слегка обеспокоилась Иоланда.
— Странно! — опять повторил Хоукинс, обращаясь куда-то в пространство.
Создавалось впечатление, что он разговаривает сам с собой.
— Прямо и не знаю, что мне предпринять в данных обстоятельствах.
— В каких обстоятельствах? — не выдержала Иоланда.
— Как вам сказать, мадам… произошла какая-то странная вещь. Герцог вернулся с прогулки веселый и совершенно здоровый. Как говорится, в цветущем состоянии. Честное слово, я давно не видел его светлость в таком прекрасном настроении, как сегодня утром.
— Так все же, что произошло?
В голосе ее ощущалась тревога. Иоланда решила, что герцог получил какую-то дурную весть и поэтому расстроился.
— Его светлость пришел из спальни мадемуазель… — Хоукинс выдержал паузу, — упал на кровать и… до сих пор не проснулся!
— Заснул? — воскликнула Иоланда.
— За все пятнадцать лет моей службы у его светлости такого с ним ни разу не случалось. Я заговаривал с ним, пробовал даже потрясти, разумеется, осторожно, но он так и не пошевелился.
— Странно! Здоров ли монсеньор?
— Мне это тоже не нравится, мадам. Очень не нравится. Его светлость здоровый по натуре человек и очень редко болеет. С легкими простудами и лихорадками я справляюсь… с головными болями… с желудочными затруднениями тоже, прошу меня извинить, мадам. Подобные недуги для меня все равно, что детские игрушки, но с такими симптомами, как у его светлости, я сталкиваюсь впервые. Весьма вероятно, ему подмешали наркотик.
