Вероятно, мысли Иоланды не составили для герцога тайны. Любуясь ею, он чуть отстранился и поймал на себе взгляд ее сияющих глаз.
Когда к нему вернулся дар речи, он сказал:
— Одна загадка не давала мне покоя всю дорогу до Гавра. Мне все же казалось, что тебя никто не целовал прежде, хотя сама эта мысль выглядела абсурдной, ведь я считал, что ты замужем.
— Никто-никто не целовал меня, — прошептала Иоланда. — Я не знала… как это бывает.
— О, моя милая! Почему я не доверился своим чувствам больше, чем голосу разума? Я бы избежал стольких часов, проведенных в печали, когда решил навсегда вычеркнуть тебя из своей жизни.
— И вы бы… действительно так поступили?
— Я пытался, потому что счел это единственно правильным. Как я мог нарушить идеал, то совершенство, которое воплотилось в тебе.
— Какие чудесные слова вы говорите… обо мне!
Глаза Иоланды расширились, и, заглянув в их синюю глубину, герцог понял, что никогда в жизни не видел и нигде больше не увидит столь лучистых, столь манящих глаз.
Он знал, что именно любовь заставляет их светиться с такой яркостью, а губы и щеки пылать алым пламенем в ожидании его поцелуя.
Герцог вновь поцеловал ее, и ласковое тепло объяло их обоих.
— Как мне повезло, что я нашел тебя! Ведь я уже твердо уверился, что все женщины одинаковы, — хищны, кокетливы и только на то и способны, что развлекаться.
— И потому вы выглядели… таким скучающим и циничным?
— Отчасти по этой причине, — признался герцог. — Но что толку обсуждать теперь мое прежнее настроение? Я нашел тебя в момент, когда уже не верил, что подобное тебе создание может вообще существовать на свете. Обещаю, что никогда не расстанусь с тобой, милая Иоланда.
Он нежно поцеловал ее зардевшиеся щечки и спросил:
— Надеюсь, ты не откажешься выйти за меня замуж?
— Выйти замуж?.. За вас?
— Я мечтаю о том, чтобы ты стала моей женой.
Иоланду словно ослепил ярко брызнувший солнечный свет, и лицо герцога терялось в этом сиянии.
— С первой нашей встречи я понял, что ты не похожа ни на одну из женщин, виденных мною раньше. Ты отличаешься от них… ты совсем другая.
— Чем? — тихо спросила Иоланда.
— Это трудно выразить словами. Но вокруг тебя существует какая-то необычная аура, аура особой чистоты. Ты светишься ею, ты излучаешь ее, как солнце тепло и свет.
— Это правда… что я вызываю у вас такие чувства? — засомневалась Иоланда.
— Неужели ты не веришь мне?
— Все это слишком чудесно… Как в сказке, как во сне… Я боюсь проснуться и увидеть, что все по-прежнему…
— Я сделаю так, чтобы ты поверила, любимая.
— Но вы… такой знаменитый… такой значительный человек. Вы должны… жениться на ком-нибудь под стать вам, — робко произнесла Иоланда.
Герцог улыбнулся, но улыбка его была лишена прежней скептической иронии.
— На меня произвело впечатление, что я познакомился с дочерью пятого баронета, но несравненно сильнее я покорен ее огромными глазами, ее маленьким, прямым и таким гордым носиком и губами, которые, кажется, специально созданы, чтобы я их поцеловал.
Он так и сделал, и Иоланда ощутила, что ее существо сливается с ним в нечто единое, что расстаться им уже невозможно.
— Я люблю тебя, и мне хочется бросить к твоим ногам весь мир, — сказал герцог. — И когда мы прибудем в Англию, у меня найдется многое, что показать тебе и что дать тебе, дорогая. Но сначала я намерен кое-что у тебя забрать.
Иоланда удивленно посмотрела на него, а он осторожно снял с ее пальца обручальное кольцо.
— Я не буду тебе рассказывать, как это кольцо преследовало меня в ночных кошмарах. Я спрашивал себя, почему судьба позволила нам встретиться на жизненном пути, но сразу поставила препятствие. Твое обручальное кольцо, словно огненный меч, разделяло нас, и я стал роптать на судьбу.
Он спрятал колечко в карман сюртука и затем расцеловал ее пальчики — все, один за другим.
— Ты не будешь носить никаких колец, кроме тех, что я сам тебе надену на палец. И… моя прекрасная, храбрая, любимая женщина, я осыплю тебя драгоценностями, но нет такого драгоценного камня, который был бы тебя достоин.
Он поцеловал ее нежную ладонь.
— Я полагаю, что сапфиры подойдут для таких глаз, как твои, цвета летнего вечернего неба, и бриллианты, которые похожи на звезды, сверкавшие в твоих глазах, когда мы ехали с тобой в карете через ночной Париж!
— Вы произносите столько красивых и лестных для меня слов, что даже не верится… что вы англичанин. Ведь англичане так сдержанны в комплиментах женщинам.
— Я влюбленный англичанин, — улыбнулся герцог, — а любовь преображает любого человека и из скептика делает поэта. Слова любви к тебе я готов произносить без устали миллионы и миллионы раз.
— Даже не представляла себе, что любовь такое волшебное чувство, что это такая радость. Когда вы поцеловали меня впервые… нет, еще раньше… когда коснулись моей руки в тот вечер в Париже, я подумала, что я уже на небе, что я уже умерла. И я хотела умереть.
— Я не позволю тебе умереть, — пылко возразил герцог. — Ты будешь жить долго и любить меня, потому что без твоей любви я вновь стану тем несчастным и разочарованным человеком, каким был до встречи с тобой.
— Скажи мне, пожалуйста, что никогда… не разочаруешься во мне.
— Этого не будет. Поверь, любимая, ведь мы нашли друг друга, чтобы никогда не расставаться.
Сердце Иоланды замирало от счастья. Признание герцога звучало в ее ушах волшебной музыкой. Ей хотелось, чтобы она не смолкала вечно. Ей трудно было поверить, что все это происходит с ней, Иоландой Тивертон, и происходит наяву. В глубине души она мечтала о подобном уже тогда, парижским вечером. У нее было предчувствие какого-то сказочно-радостного финала их маленького, но очаровательного приключения, о котором, может быть, она, да и он будут когда-нибудь рассказывать с удовольствием своим внукам и внучкам.
