— Почему… ты здесь… и почему искал меня?
— А что еще ты от меня ждала? — спросил маркиз. — Ты поступила очень умно, спрятавшись здесь, но тебе следовало знать, что я обязательно приду на помощь.
— Я… я думала, что даже если ты захочешь… то все равно… не успеешь. А я скорее… умерла бы, чем вышла бы замуж за принца Хасина.
— А я убил бы его, только бы он не стал твоим супругом! — воскликнул маркиз.
Тон, каким он произнес эти слова, заставили Улу изумленно посмотреть на него. Она сказала:
— Я думала… может быть… ты будешь рад тому, что… избавился от меня.
Маркиз еще крепче обнял ее.
— Как тебе в голову мог прийти такой вздор? — спросил он. — И как у тебя хватило жестокости заставить заливаться слезами всех, кто тебя любит, особенно мою бабушку и Вилли?
Ула не отрывала от него взгляда, не в силах поверить в его слова, а маркиз продолжал:
— Я не находил себе места, так сильно переживал, так как нигде не мог найти тебя!
— Ты меня искал?
— Ну конечно! — ответил маркиз. — Я искал повсюду: в лесах, в полях, в деревнях, искал каждый день от рассвета до заката. И наконец Вилли подсказал мне то, до чего я должен был бы додуматься сам: ты вернулась домой.
— Это… сказал Вилли?
— Ты как-то говорила ему, что по ночам представляешь себе, будто ты дома, и настанет день, когда ты вернешься туда.
— И ты нашел меня.
В ее словах было заметно облегчение. Но тут же Ула испуганно вскрикнула:
— Дядя Лайонел! Он посылал… людей на поиски… они были здесь… возможно, они снова вернутся. Ты должен спрятать меня… Пожалуйста… пойми, закон не на твоей стороне.
— Знаю, — сказал маркиз, — и именно поэтому я собираюсь спрятать тебя так надежно, что твой дядя никогда не сможет угрожать тебе, и тебе больше не придется бояться его.
Непроизвольно прижавшись к нему, Ула сказала:
— На словах… это прекрасно… но сможешь ли ты… осуществить задуманное?
— Да, и очень просто, — тихо проговорил маркиз. — Мы с тобой не мешкая поженимся.
Какое-то мгновение Уле казалось, что она ослышалась. Она посмотрела на маркиза, как никогда счастливого и искреннего, а он сказал:
— Все устроено. Дело лишь за тобой.
— Я… я ничего… не понимаю.
— Сначала скажи, — спросил маркиз, — как ты добралась сюда из Чессингтон-холла без денег, в одном домашнем платье?
Улыбнувшись, Ула чуть отстранилась от него.
— Посмотри на меня.
Взгляд маркиза не отрывался от ее лица.
— Смотрю, — сказал он. — Я почти забыл, какая ты красивая: такая милая, нежная, чистая! Моя бесценная, как выразить мне всю свою любовь, как сказать тебе, насколько ты не похожа на всех прочих женщин?
— Ты… говоришь это… серьезно? — прошептала Ула.
— Я многое хочу сказать тебе, — ответил маркиз, — но время не терпит. Не можем же мы стоять здесь до конца жизни.
Внезапно до Улы дошел комизм происходящего.
Маркизу Равенторпу, владеющему множеством роскошных особняков, приходится признаваться в любви, стоя на чердаке под низкой крышей в окружении сломанных стульев и всякого хлама.
Затем она посмотрела ему в глаза и поняла, что всякое место, где они с ним будут рядом, превратится в храм Красоты.
Ее любовь к нему не знает границ, и неважно, где звучит его признание — на чердаке ее скромного родного дома или в бальном зале Равенторп-хауза.
— Я люблю… тебя, — прошептала Ула, и по выражению в глазах маркиза без слов поняла силу ответного чувства.
— Я не хочу выпускать тебя из объятий, — сказал маркиз, — а все остальное не имеет значения. Но нас ждет много дел, а ты еще не ответила на мой вопрос.
— Ты не посмотрел на мое платье.
Маркиз окинул ее взглядом: бархатный корсаж, белая блузка, пышная красная юбка.
— Цыгане! — воскликнул он. — Ты была у цыган!
— Они привезли меня сюда и разбили табор на поле, где всегда останавливались цыгане, когда я еще была маленькой.
— И они тебе ничего не сделали? — встревожился маркиз. — Ты не боялась?
— Нет, конечно же! — улыбнулась Ула. — К тому же я им прихожусь кровной сестрой.
— Когда-нибудь ты обязательно обо всем мне расскажешь, — сказал маркиз, — а сейчас нас ждет викарий, преемник твоего отца.
Поцеловав девушку в лоб, он добавил:
— Милая моя, как только ты станешь моей женой, никто не посмеет оскорблять и обижать тебя, а если кто-нибудь попытается отнять тебя у меня, я его убью!
Ула лишь смотрела на него, и глаза ее, округлившись, казалось, заполнили все лицо. Наконец она едва слышно промолвила:
— Мне не верится… что ты… действительно хочешь… жениться па мне!
— Я хочу сделать тебя своей женой, — решительно заявил маркиз. — Только так я смогу быть уверен, что ты никогда не покинешь меня и мне не придется переживать, гадая, где ты, не находя себе места от страха. Хватит с меня последних десяти дней.
— Неужели прошло уже десять дней? — спросила Ула.
— Мне показалось — десять столетий, — воскликнул маркиз, — но после того, что сказал мне Вилли, я знал, что ты непременно придешь сюда, и мне оставалось только ждать.
Он улыбнулся, и Ула вдруг обратила внимание, что циничные складки у него на лице разгладились, а в его голосе, когда он заговорил, зазвенели мальчишеские нотки:
— Пошли! Поторопись! Мы тут с тобой болтаем, а внизу тебя ждет платье.
— П-платье?
Но Равенторп уже тащил ее за руку к узкой лесенке.
Спустившись вниз, он сказал:
— Не мог же я допустить, чтобы ты венчалась со мной в старом домашнем платье, какой бы прелестной ни находил тебя в этом одеянии. Поэтому я захватил с собой целый сундук с одеждой, а когда у нас появится время, мы позаботимся о твоем приданом.
— Это сон… я знаю… это сон! — сказала Ула.
Маркиз молча увлек ее в комнату, бывшую гостиной в родительском доме, посреди которой на крошечном квадрате ковра стоял кожаный сундук.
Кто-то уже открыл его и достал белое платье, и Ула сразу поняла, что это подвенечный наряд.
На кресле была разложена белоснежная фата, похожая на легкое облачко, и венок из цветов.
— Ты и об этом… подумал? — спросила Ула. — Но почему ты был так… уверен… что найдешь меня… здесь?
Маркиз на мгновение вспомнил о тех муках, которые пережил, когда ныряльщики исследовали реку. Но все это подождет. Сейчас он хотел только одного, чтобы Ула стала его женой, и тогда их не смогут разлучить ни ее дядя, ни кто-либо еще.
