Синтия подошла. Он смотрел в окно невидящими глазами, рука, лежащая на подоконнике сжата так, что побелели суставы.
— Роберт, я глубоко вам сочувствую, — произнесла Синтия еле слышно.
Он обернулся.
— Наверно, я получил по заслугам, — ответил он. — Но я всей душой надеялся завоевать ее любовь и думал, она поверит мне, но проиграл. Проиграл там, где мог бы выиграть.
— Она еще так молода, — сказала Синтия, пытаясь его утешить. — Совсем юное существо, — повторила Синтия. — Вы должны отнестись к ней с сочувствием и пониманием. Наверно, она всю жизнь мечтала о любви, а мы у нее эту любовь отняли, и бедняжка в отчаянии, что с ней нет Хью, и ненавидит тех, кто их разлучил.
Роберт кивнул.
— Да, меня ненавидит. Теперь я это чувствую.
— Она так несчастна, — напомнила Синтия, — бесконечно несчастна. Понимаете, она похожа на вас — ею владеют чувства, и если она о чем-то возмечтает, то стремится к этому всем существом.
— Верно, она похожа на меня, — согласился Роберт, и тихо добавил: — я всегда мечтал о ребенке, и вдруг узнаю, у меня есть дочь. Я был счастлив безмерно. Не знал, чем это может обернуться.
— Но она ведь еще не вышла замуж, — заметила Синтия. — Поговорить с Артуром? Он должен понять, что Микаэла не любит его и пообещала стать его женой из совершенно других соображений. Конечно, тяжело будет разъяснить ему, как обстоит дело.
Роберт отрицательно покачал головой.
— Вы слышали, что сказала Микаэла. Если мы вмешаемся, она расскажет Артуру всю правду о себе и обо мне.
— Вы страшитесь этого?
Роберт сделал безнадежный жест.
— В моей жизни есть тайны, которых вы не знаете, — сказал он. — И не должен знать никто. Иначе мне грозит беда.
Синтия не ожидала подобных откровений, и не знала толком, как себя вести.
Она вопросительно посмотрела на Роберта, но тот отошел и встал у письменного стола.
— Что же, — сказал он, — видимо, необходимо побеседовать с Артуром. Если свадьба через три недели, очень многое следует продумать и обсудить.
19
Неприятностей было хоть отбавляй — Микаэла, надменная, вызывающая; самодовольно-напыщенный Артур; подавленный, сам не свой Роберт. Однако, появилась и еще незадача: нагрянула Сара с визитом.
Получив за полчаса до прибытия поезда от нее телеграмму, Синтия невольно воскликнула:
— Только этого не хватало! Неужели она заявится в такое неподходящее время?
— Кто заявится, мисс? — поинтересовалась Грейс, которая принесла телеграмму и теперь ждала указаний.
— Миссис Иствуд едет, хочет у меня пожить, — объяснила она горничной. — Вот прочтите.
Грейс медленно читала, близоруко вглядываясь в неровные строчки:
«Прибываю в 3 часа. Надеюсь, ты будешь мне рада. Мечтаю о встрече.
Сара.»
— Откладывать визит поздно, даже если бы нашлась уважительная причина, — недовольно подытожила Синтия.
— Может, миссис Иствуд ненадолго, мисс, — успокоила Грейс. — Еще вам забота. Я нынче утром Розе говорю, мисс Синтии надо отдохнуть. Опять вид у вас усталый, мисс, сразу заметно.
— Нет, я чувствую себя хорошо, — рассеянно отозвалась Синтия. — Приготовьте, пожалуйста, ей комнату, Грейс, и предупредите Розу.
— Хорошо, мисс, — сказала горничная и вышла.
Зачем Саре опять понадобилось сюда? — думала Синтия. Сарино недавнее письмо сплошь состояло из описаний приемов в ее честь по возвращении в Лондон. И в нем не было ни намека на стремление искать тишины и покоя в сельских местах. Да и суетное обременительное присутствие Сары сейчас вовсе не ко времени. Забот и беспокойства и так хватает.
Синтия взглянула на часы. Половина третьего. Она обещала Роберту быть к трем в «Березах». Надо позвонить, сказать, что ей придется сначала встретить гостью.
Взяв трубку, она назвала телефон Роберта. Через минуту ее соединили, и дворецкий пошел звать хозяина.
В трубке послышался шорох:
— Слушаю!
Это был голос Роберта.
— Привет, это Синтия. Только что пришла телеграмма от Сары. Она сегодня приезжает.
— Вы ждали ее?
— Нет, я не знала даже, что она собирается к нам снова. Кстати, не понимаю, зачем. Она терпеть не может деревню.
— Наверно, ей понадобился я, — заметил Роберт не без доли цинизма.
— Вы?
— Да. Именно в этом и кроется причина.
Он не стал объяснять, что имеет в виду, и тогда Синтия сказала:
— Она приезжает в три. Я ее встречу и привезу в «Березы», если хотите.
— Пожалуйста, не надо. Я не хочу видеть Сару. Просто есть у меня такая мысль, что ей нужно со мной встретиться. Неважно, не обращайте внимания. Приходите сразу, как только сможете — и одна.
— А вам действительно сегодня требуется мое присутствие?
— Я хотел обсудить с вами последние приготовления к свадьбе. Микаэла тоже вас ждет.
— Хорошо, если смогу вырваться, приду.
Синтия положила трубку, потом позвонила и заказала такси на станцию. По дороге она думала не о Саре, а о приближающейся свадьбе. И неудивительно. Микаэла отказывалась обсуждать что-либо, кроме предстоящей церемонии. Она вела себя с Синтией холодно-вежливо, но любой намек на откровенность отметала с непреклонной твердостью. Было заметно: Микаэла крайне подавлена. По временам Синтия замечала безнадежность и какое-то пугающее отчаяние во взгляде, в выражении лица. Но в присутствии Артура она принимала веселый и беззаботный вид, щебетала без умолку, хотя и не могла скрыть от близких явного притворства, которого не замечал лишь Артур. Было удивительно, как такой обман не бросается ему в глаза.
Однако, Артур впервые в жизни испытывал торжество покорителя сердец, сумев, как он полагал, завоевать любовь юной красавицы.
С той самой поры, как он стал взрослым, и у него возник интерес к женщинам, ему всегда давали почувствовать, что он скучен, нуден, общество его неинтересно. Особенно глубокую рану, сама того не ведая, нанесла Синтия, отказавшись выйти за него замуж. И при непомерном самодовольстве, чувстве превосходства, доходившем до крайности, в нем жила уязвленная гордость и желание когда-нибудь крикнуть всему миру: «Ну, что? Видали? Вот каков я!» Артур сейчас доказывал всей округе, знавшей его с детства, как они в нем ошибались. Ведь самая красивая и восхитительная молодая женщина из всех, кого видели когда-нибудь в этих краях, обещала стать его женой. Это был для Артура величайший момент всей его жизни.
Успех бросился ему в голову. Синтия заметила, что никогда еще он не был таким несносно самоуверенным, упорно хоть и без всякого основания доказывающим, что он личность необычная. Подчас Синтии стоило великого труда сдержаться и не высказать ему всю правду в глаза.
