— С ножом? — воскликнул Чарльз.
— Конечно, с ножом. Я с ним хожу на охоту.
— Вы очень смелая, — признался он. — У тех людей были пистолеты.
— Я знала, что они трусы, — презрительно сказала Эсме. — Увидев вас, я подумала, что они забили вас насмерть, но я приложила ухо к вашей груди и услышала, что сердце все еще бьется. Сюда я вас привезла на вашей же лошади.
— На моей лошади? — обрадовался он. — Так моя лошадь у вас?
— Да. Она пасется на поляне неподалеку. Все остальное грабители прихватили с собой, поэтому я сначала понятия не имела, кто вы такой.
Чарльз немного помолчал.
— Я обязан вам жизнью, — наконец сказал он. — Как мне вас отблагодарить?
В глазах Эсме появилось странное выражение.
— Вы вернетесь в семью, и мне этого будет достаточно.
Прежде чем он успел что-то ответить, она встала из-за стола.
— Пойдем, поищем вашего коня. Он будет рад вас увидеть.
— В таком виде? — воскликнул Чарльз, показав на бороду и свой плащ, который все еще был на нем. — Наверное, я похож на монаха!
— Вашему коню все равно, как вы выглядите, — засмеялась Эсме. — А кто еще вас здесь увидит?
Она быстрым шагом направилась к двери, маня Чарльза за собой.
— Идем!
Когда они вышли на поляну, его конь, Фаро, поднял голову от травы и заржал.
— За ним, похоже, прекрасно ухаживали, — удивленно заметил Чарльз.
— Я часто имела дело с лошадьми, — гордо сказала Эсме. — Я жила в цирковой семье.
В глазах Эсме появилась такая тоска, что он сразу понял, как лучше всего ее отблагодарить. Однако ничего пока говорить не стал, спросил лишь, ездила ли она на Фаро. Она призналась, что ездила. То есть «репетировала номер» на нем. Чарльза это заинтересовало.
— Покажите свой номер! — попросил он.
Второй раз просить Эсме не пришлось. Она вскочила на Фаро, который тут же радостно легким галопом поскакал по траве. Одним легким движением она встала на ноги на его блестящей спине и продолжила ехать стоя.
Пока Фаро описывал круг по поляне, Эсме подняла в воздух одну ногу и замерла в изящной позе танцовщицы, балансируя на второй ноге. Потом она скользнула вниз, снова села, схватилась рукой за гриву Фаро и стала съезжать набок, пока не оказалась почти под ним.
— Браво! Браво! — принялся аплодировать Чарльз.
Солнце, ярко освещающее деревья вокруг... гордая стать лошади... грация Эсме... ее темные блестящие волосы, развевающиеся на ветру... птицы в небе... Все это породило в нем такое ощущение свободы, какого до сих пор ему переживать не приходилось.
Чарльз даже подумал о том, что хорошо бы остаться здесь навсегда, где нет ни забот, ни обязанностей, которые тяжким грузом лежат на его плечах. Здесь, рядом с этим вольным ветром, с Эсме. Оставить Ларк-Хауз на управление Говарда (хотя о том, к чему это приведет, лучше не думать). Зачем заботиться о каком-то положении в обществе, если есть все это? Сладкое, захватывающее дух ощущение абсолютной свободы.
Несмотря на то что эти мысли увлекли его всецело, в памяти вдруг возник образ Давины. Какими бы притягательными ни были темные глаза Эсме, они не могли сравниться с фиалковой нежностью тех, других глаз, а смоль волос цыганки не могла стереть воспоминаний о золотых локонах.
Одно он теперь знал наверняка: это лесное приключение научило его кое-чему очень важному. Жизнь, в том числе и счастье, нужно черпать полными пригоршнями.
Если положение в обществе теперь ничего не значит, получается, что и гордость стоит не больше. Он будет добиваться Давины, хотя, кроме сердца, ему практически нечего ей предложить. Он добьется ее и сделает своей.
Фаро галопом подбежал к своему хозяину, Эсме легко спрыгнула с него прямо на ходу.
— Вы восхищались? — спросила она, тяжело дыша.
Чарльз рассмеялся.
— Да, я действительно восхищен, Эсме. Вы — настоящий мастер.
— Это у меня в крови, — скромно сказала она.
Они пошли обратно в хижину. Чарльз сказал, что должен как можно быстрее возвращаться домой, лучше всего даже сегодня. Хотя его родственники и друзья считают, что он в Лондоне, они, должно быть, удивляются, что от него нет ни слова. Чарльз посмотрел на цыганку.
— Эсме, я хочу вас кое о чем спросить.
- Да?
— Я понимаю, что поначалу вы не могли сообщить обо мне, поскольку вам не было известно, кто я. Но когда я назвал свое имя... наверняка вам было несложно дать знать моим родным о моем местонахождении.
Эсме прикусила губу и посмотрела в сторону.
— До вашего дома много миль. Я не могла надолго оставлять вас одного. Мне нужно было готовить отвары из трав. И больше не спрашивайте меня об этом, — последние слова она произнесла с такой неожиданной и необъяснимой злостью, что Чарльз решил больше вопросов не задавать.
К полудню его одежда высохла. Эсме, чье настроение так же быстро поднималось, как и падало, настояла на том, что сама побреет его своим ножом.
— Не стоит вам пугать друзей своим видом, — засмеялась она. Завершив дело, она отошла на шаг и окинула взглядом свою работу. — Ну вот. Вы снова лорд. Теперь вам нельзя оставаться в моем лесу.
— Вы меня изгоняете? — улыбнулся он.
Но по лицу Эсме пробежала судорога.
— Запрет, — тихо сказала она. — Да. Я изгоняю.
Она проводила Чарльза до опушки, где он в полном молчании стал седлать Фаро. Подтянув подпругу, он вспрыгнул на коня.
— Эсме, — сказал он, глядя на нее сверху вниз. — Что бы вы ни попросили, я сделаю это для вас.
— Что бы я ни попросила?
- Да.
— Тогда я вас прошу никому обо мне не рассказывать.
Он кивнул головой в знак согласия.
— Это все, чего вы хотите?
— Да, — сказала Эсме и растворилась в лесу. Чарльз какое-то время смотрел ей вслед, потом направил Фаро в противоположном направлении.
Дорога через лес была долгой, но он знал, что ему нужно ехать на юг. На юг, к дому, к той, которая, как он надеялся, станет его счастьем.
Давина, стоя у зеркала, всматривалась в свое печальное и бледное лицо.
«ТЫ НЕ ЛЮБИШЬ ЛОРДА ДЭЛВЕРТОНА, ТЫ НЕ ЛЮБИШЬ ЛОРДА ДЭЛВЕРТОНА», - внушала она своему отражению, но оно нисколько не менялось.
— Я так больше не могу! — вскричала она в отчаянии. — Должно произойти что-то такое, что заставит меня больше не думать о нем.
Выйдя из своей комнаты, Давина пошла по пустым гулким коридорам, ее шаги эхом разносились по всему дому. В галерее, которая тянулась вдоль всего фасада, она остановилась у одного из окон и прислонилась лицом к стеклу.
