— Я... не знаю, — проговорила она, запинаясь и не очень понимая, о чем он говорит. — Не знаю. Я не спрашивала.
— Нет, вы ни о чем не спрашиваете. Вы ангел! — И, прежде чем Евгения успела возразить или отвернуться, он взял ее за подбородок, наклонился и поцеловал в онемевшие губы. Отпустив девушку, художник, насвистывая, сбежал вниз по ступеням. Он не обернулся и не помахал ей на прощание.
Прижав руку к губам, словно стараясь закрепить его поцелуй, Евгения повернулась и побрела в свою комнату. Она не могла показаться на глаза ни тете, ни матери. С ней что-то произошло — и ей не хотелось, чтобы родные узнали об этом. Они бы наверняка сразу же все поняли. Ее губы, должно быть, были кроваво-красными, а щеки пылали огнем. Девушка рухнула на кровать, прижав руки к груди.
Наконец-то, наконец она встретила человека, который был воплощением ее романтических грез. И наверняка именно он — тот возлюбленный, которого мама никогда не одобрит!
Глава 3
Миссис Давдейл подозревала, что дочь будет против продажи драгоценностей, поэтому притворилась, что у нее болит голова, чтобы остаться дома, когда Евгения и Бриджит пойдут гулять в парк. Как только они ушли, миссис Давдейл надела пальто и шляпу, взяла двухколесный кеб и отправилась на Хаттон-гарден.
Она не получила за драгоценности столько, сколько надеялась, но сумма была достаточной, чтобы одеть Евгению на этот бал и, возможно, даже себя, а потом... потом все их проблемы разрешатся.
Миссис Давдейл была уверена, что маркиз влюблен в Евгению. И еще она надеялась, что Евгения в конце концов поддастся несомненному очарованию маркиза, не последним аргументом которого было обладание Бакбери-Эбби.
Домой она вернулась в том же самом кебе. Когда она подъезжала к дому тетушки Клорис, накрапывал дождь.
На следующий день приехал Грэгор. Он привез с собой кисти, краски в тюбиках и мольберт, чтобы писать тетушку Клорис. Евгения взволнованно прислушивалась к звуку его голоса, когда он поздоровался с Бриджит в прихожей. Она стояла за дверью своей комнаты, вслушиваясь в ритм его шагов, когда он проходил мимо. Он был так близко, но она не могла его увидеть. Она не осмелилась увидеть его. Она завидовала Бриджит, когда позже чуть приоткрыла дверь и увидела, как служанка несет ленч в комнату тетушки Клорис.
— Что они делают? — шепотом спросила она у Бриджит, когда та возвращалась с пустым подносом.
Бриджит внимательно посмотрела на девушку.
— Ваша тетка сидит в кресле, мисс. А художник — рисует.
— Спасибо. - Евгения вздохнула и снова закрыла дверь.
Она бы с удовольствием посмотрела, как работает Грэгор. Но мать с теткой, очевидно, обсуждали этот вопрос, потому что последующие несколько дней Евгению ни разу не пригласили в комнату тетушки Клорис, пока там был этот молодой русский.
Каждое утро девушка чувствовала, как трепещет ее сердце, когда раздавался его звонок. Она ждала за дверью комнаты в надежде услышать его голос, когда Грэгор будет проходить мимо вместе с Бриджит.
Девушка была так занята мыслями о художнике, что ни разу не вспомнила о драгоценностях и о том, что мать собиралась их продать. Драгоценности, бал у Бескомбов, маркиз — все это, казалось, принадлежит к совершенно другому миру, другому времени.
Однажды утром, когда Грэгор проходил с Бриджит по коридору, она наконец набралась смелости и приоткрыла дверь — совсем чуть-чуть. Евгения сделала это так осторожно, что петли даже не скрипнули. Неудивительно, что Грэгор даже не повернул головы, когда она тайком посмотрела на него в маленькую щелочку. Но поднявшись выше по ступеням к комнате тетушки Клорис, он вдруг махнул ей рукой. Девушка быстро закрыла дверь.
Под вечер, услышав, что он спускается вниз, Евгения открыла дверь и вышла из комнаты. Он был один. Тетушка Клорис не вызвала Бриджит проводить его.
— Я как раз спускаюсь в гостиную на втором этаже, — произнесла она, удивляясь тому, как это он не слышит гулких ударов ее сердца.
— Нет, цветочек, — усмехнулся художник, — вы хотели видеть Грэгора.
— Откуда вы знаете? — ахнула Евгения.
Молниеносным движением Грэгор схватил ее руку и прижал к своей груди.
— Что вы слышите? — загадочно спросил он.
— Слышу?
— Бум-бум. Бум-бум. Русское сердце. Очень громко, правда? Когда вы рядом, оно стучит очень громко! И ваше сердце тоже, когда я рядом, стучит очень громко. — Грэгор откинул голову назад и засмеялся. — Отсюда и знаю. Ха-ха-ха! Очень громко! — Он отпустил ее руку и стал спускаться вниз, насвистывая что-то под нос.
Евгения потрясенно смотрела ему вслед. Никогда никого похожего на него она еще не встречала. Да и не могло существовать никого похожего — ни в Лондоне, ни и Англии, ни в целом свете. И потом, он сказал, что его сердце бьется громко, когда она, Евгения, рядом!
На следующий день была суббота. Евгения нервно вышагивала по комнате, ожидая звонка в дверь. Часы в прихожей пробили десять. Обычно к этому времени он уже приходил. Десять тридцать. Одиннадцать. Сердце Евгении упало. Очевидно, он не работает по субботам. Всю неделю она была так занята тем, что ожидала, когда услышит его голос или увидит его тайком, что внезапный перерыв заставил ее чувствовать себя несчастной — будто ее выбросили на серый, угрюмый необитаемый остров.
Девушка неторопливо прошла в старую темную библиотеку в задней части дома, чтобы взять книгу, которая отвлекла бы ее в эти долгие, тоскливые выходные.
Покойный муж тетушки, мистер Дьюитт, интересовался тканями, торговлей и дистилляцией виски. Евгении понадобилось довольно много времени, прежде чем она нашла себе книгу для чтения. Это была биография Петра Первого. Она сунула книгу под мышку и вышла из библиотеки.
В прихожей вертелась Бриджит.
— О мисс, а я вас везде ищу. Вас просили прийти в гостиную. Там посетитель.
— Посетитель? — удивилась Евгения. — Но я не слышала звонка.
— А вы там его и не могли услышать. Там же на дверях толстые портьеры.
Евгения не осмелилась спросить, кто этот посетитель. Но ее воображение уже нарисовало картину. Там наверняка Грэгор. У него сегодня выходной, и его пригласили на чай — по случаю окончания первой недели его работы над портретом тетушки Клорис!
Когда она вошла, мать и тетушка сидели за чайным столиком.
— А вот и Эугиния.
Евгения обвела глазами комнату. Стоявший у окна человек обернулся и улыбнулся ей.
Маркиз! На лице девушки было такое разочарование, что гость не мог его не заметить. Улыбка увяла на его губах, а глаза погасли.
— Боюсь, мисс Давдейл ждала кого-то другого, — быстро произнес он.
— Другого?! — взволнованно воскликнула миссис Давдейл. — А никого другого здесь быть не может! Мы живем замкнуто, как монахини.
