Наконец Синтия добралась до вокзала Паддингтон. Она постояла немного среди бурлящей суматошной толпы пассажиров и носильщиков, размышляя, что ей дальше делать, чувствуя себя потерянной и бесполезной, потому что достигла конечной точки своего путешествия.
Она заставила себя пройти по платформе и поискать такси. Назвала водителю адрес тихого домашнего отеля, где в прошлом часто останавливался ее отец. «Ну, сниму я там комнату… и что дальше?» — спросила она себя и, взглянув на свои руки, белые и безупречно чистые, вдруг нашла ответ. Работа спасла ее когда-то, спасет и теперь. Она опять станет сиделкой, найдет в этом утешение и покой. Она сможет, хотя это и кажется сейчас невероятным, забыться, убежать от прошлого, которое прежде не могла забыть. Совсем недавно она с болью в сердце думала о Питере, стремясь удержать неоскверненной драгоценную память о годах, проведенных вместе.
Теперь она думала о Питере, каким увидела его несколько часов назад, — чужом, распутном, без совести и чести. Она вспомнила о его грязном предложении, и сердце ее обливалось слезами и кричало от мучительной обиды и боли, ранившей ее гораздо сильнее, чем в прошлом.
Теперь, наконец, она осталась наедине с правдой, и эта правда была тяжелой и горькой, чтобы можно было перенести ее спокойно.
Когда она добралась до отеля, оказалось, что он переполнен. Бессменный клерк, служивший там без малого пятьдесят лет, помнил отца Синтии и предложил ей, по старой памяти, крошечную комнатушку, не больше одноместной больничной палаты, на пятом этаже.
— Она маленькая, мисс Морроу! — извиняясь, сказал он. — Туда мы обычно селим служанок, но все гостиницы в Лондоне переполнены, и даже иностранцы бывают рады найти хоть какой-то уголок, чтобы дать покой своим уставшим ногам и больной голове.
— Я с удовольствием возьму эту комнату, спасибо, — успокоила клерка Синтия.
— Хорошо, мисс Морроу. Мы были бы рады дать подходящее пристанище нашим старым клиентам, но дела обстоят совсем не так, как прежде. Времена изменились!
Он печально покачал седой головой и позвал молодого нахального боя, который отнес багаж Синтии наверх.
Безликая тусклость комнаты обрадовала ее. В данный момент ей хотелось укрыться от всего, что могло напомнить ей о других местах, других временах и других людях.
Синтия подошла к телефону у кровати и набрала знакомый номер.
— Госпиталь Святой Агнесс, — раздалось на другом конце провода.
— Простите, не могу ли я поговорить с матроной?
— Сейчас посмотрю, сможет ли она подойти. Ваше имя?
— Синтия Морроу… Сестра Морроу.
— Хорошо, сестра. Подождите минутку.
Минутка оказалась очень длинной. Наконец голос в трубке произнес:
— Соединяю вас с матроной. Оставайтесь, пожалуйста, на линии.
Раздался щелчок, и Синтия услышала голос матроны:
— Сестра Морроу?
— Да, матрона. Вы помните меня?
— Конечно, я вас помню. Чем могу помочь?
— Мне хотелось бы с вами встретиться. Не могли бы вы принять меня прямо сейчас?
Наступила пауза. Синтия была уверена, что матрона сверяется с небольшими золотыми часиками, висевшими на ее обширной груди.
— Я смогу принять вас через три четверти часа, сестра. Точно через три четверти.
— О, спасибо! Большое спасибо!
Синтия положила трубку. Она привела в порядок волосы, припудрила нос, подкрасила губы, но передумала и стерла помаду. Потом вымыла руки и, безуспешно порывшись в чемодане в поисках белых перчаток, спустилась вниз, где попросила швейцара найти ей такси.
В госпиталь она прибыла на двадцать минут раньше, чем было условлено. Зная, что бесполезно пытаться повидать матрону до назначенного времени, Синтия принялась прохаживаться у входа, глядя на длинное серое здание, по виду напоминавшее то ли тюрьму, то ли средневековый замок. И все же как много этот дом значил для большого количества людей, как много жизней было спасено в операционных, расположенных на верхнем его этаже.
Сколько сил и самопожертвования требовалось от сестер в белых шапочках, спешащих к палатам по бесконечным лабиринтам зеленых коридоров! Синтия знала, что все их интересы сосредоточены только здесь. Плохо оплачиваемая и безмерно утомительная, работа эта, однако, приносила им радость. Каждая из них ощущала себя здесь частью целого, а не одинокой душой, плывущей бесцельно по беспокойному изменчивому морю.
Синтия взглянула на часы. Да, наконец она может войти! Она подошла к двери и спросила матрону. Ее бросило в жар при одной только мысли, что она может опоздать. Привратнику, старому и дряхлому, казалось, потребовался целый час, чтобы записать ее имя в журнале и подтвердить условленную встречу.
— Матрона ждет, мисс. Я провожу вас.
— Не беспокойтесь, — ответила Синтия. — Я сама найду дорогу.
Дойдя до тяжелой двери, ведущей в рабочий кабинет матроны, Синтия на мгновение замешкалась. На нее нахлынули знакомое чувство неуверенности и благоговейный трепет, которые она всегда испытывала у этой двери. Она постучала.
— Войдите!
Матрона что-то писала за столом. Дневное солнце образовало ореол вокруг ее белоснежной шапочки, высоко сидевшей на седых волосах. Женщине было почти семьдесят, но держалась она как королева. Она всегда была тщательно одета, с неизменными золотыми часиками на груди.
— Ну, сестра, это для меня сюрприз! — Матрона поднялась и протянула руку.
— Как любезно с вашей стороны, что вы согласились меня принять.
— Вовсе нет! Я рада такой возможности. Мы слышали только хорошие отзывы о вашей работе в Индии. По-моему, вы были награждены?
— Да, матрона.
— Мои поздравления, сестра. Это одновременно честь и для госпиталя.
— Я всем обязана ему, матрона.
Матрона улыбнулась. Она с удовольствием приняла этот комплимент.
— Что я могу для вас сделать?
— Пожалуйста, возьмите меня назад!
Синтии показалось, что матрона испытующе взглянула на нее.
— В госпиталь, вы имеете в виду?
— Да, матрона.
— На полную ставку?
— Пожалуйста!
Матрона надела пенсне и открыла папку, лежащую перед ней на столе.
— Как я знаю, сестра, вы покинули Индию по причине расстройства здоровья.
— Это верно, — ответила Синтия, — но теперь мне лучше… гораздо лучше.
— Вы поправились? Вот в чем вопрос.
И вновь Синтия почувствовала на себе испытующий взгляд матроны. Как хорошо она помнила эти проникающие в душу глаза, пресекающие всякую попытку увильнуть или солгать!
— Надеюсь, что так. Я чувствую себя вполне хорошо.
