Фортуна сумела очаровать всех своей грацией, изяществом и приятными манерами; маркиз прекрасно понимал, что и это не останется в секрете, когда гости начнут рассказывать о вчерашнем ужине.
И самой пикантной подробностью в их историях станет рассказ о записке Фортуны, принесенной дворецким как раз в ту минуту, когда бутылка портвейна пошла по кругу в шестой раз.
— От мисс Гримвуд, милорд, — объявил Бейтсон.
Маркиз открыл письмо, прекрасно понимая, что все четверо так и впились в него взглядом.
— Благодарю вас, Бейтсон.
Дворецкий удалился, и тогда сэр Хьюго задал вопрос, который вертелся на языке у всех.
— Хорошие новости, я надеюсь? — спросил он.
Маркиз рассмеялся и сунул записку в нагрудный карман.
— Неплохие, — сказал он, — вы ведь знаете, что очаровательные молодые женщины, осознающие свою красоту, часто бывают нетерпеливы.
— Вы хотите сказать, что мисс Гримвуд приглашает нас присоединиться к ней? — спросил лорд Тревор.
Маркиз удивленно поднял брови.
— Я думаю, — спокойно, но несколько неуверенно, словно вопрос показался ему бестактным, ответил маркиз, — что мисс Гримвуд уже легла.
Даже не взглянув на своих друзей; он знал, что на их лицах появились понимающие улыбки. Они тут же посмотрели на часы и принялись извиняться, что не могут задержаться, ибо должны пораньше вернуться домой — каждый из них придумал правдоподобный предлог, — словом, они подумали именно то, что он и хотел.
Он знал, что завтра утром половина графства будет судачить о том, как Тейн покинул обеденный стол, даже не дождавшись, когда разольют остатки портвейна, потому что прелестница, которую он привез из Лондона, позвала его к себе.
Он хотел, чтобы эти сплетни разлетелись по всему графству и дали богатую пищу для разговоров, но, глядя в серые глаза Фортуны, вдруг устыдился того, что сделал. Он уже много лет не испытывал этого чувства и сначала даже не понял, что это стыд.
И когда Фортуна дотронулась рукой до его колена, он вдруг почувствовал себя мальчиком, которого уличили в обмане.
— Вы ведь больше не сердитесь на меня, Аполлон? — мягко спросила она.
— Нет, не сержусь, — ответил он, — и должен сам попросить у вас прощения.
— Неужели вы и вправду подумали, что я смогу принять подарки от постороннего мужчины? — спросила Фортуна. — Да, вы подарили мне прекрасное платье, но вы — совсем другое дело. Гилли велела мне ехать к вам — значит, вы не посторонний. — Она умоляюще посмотрела на него. — Гилли так много рассказывала мне о вас, и я так часто о вас думала, что мне стало казаться, будто я знаю вас всю жизнь.
— Да, я для вас не посторонний, — согласился маркиз.
Фортуна вздохнула с облегчением.
— Значит, вы просмотрите чертежи, которые привезет завтра мистер Фицгиббон? — спросила она с надеждой.
— Если вы так этого хотите, — ответил маркиз. — Какое он на вас произвел впечатление, Фортуна?
— Мне показалось, что это интересный молодой человек, — сказала она.
— И он вам понравился?
— Да, наверное, — ответила она озадаченным тоном. — Но почему вы об этом спрашиваете?
— Захотели бы вы выйти замуж за такого мужчину?
Глаза Фортуны на мгновение расширились, но она тут же отвела взгляд и стала смотреть в камин.
— Я не собираюсь замуж, — ответила она.
— Но в один прекрасный день вы все-таки выйдете замуж, — настаивал маркиз.
— Только если… влюблюсь в кого-нибудь, — ответила она.
— Чего вы хотите от жизни? — поинтересовался маркиз. — Все женщины хотят замуж. Неужели вы об этом не мечтаете?
Фортуна ненадолго задумалась.
— Конечно, я мечтала о том, чтобы влюбиться в человека, который полюбит меня, и выйти за него замуж. Но если быть честной, то мне хочется большего: полюбить и стать женой такого человека, с которым можно было бы вместе делать что-то нужное и полезное. — Она замолчала, но, поскольку маркиз ничего не сказал, продолжила: — Мне трудно выразить словами, что я хочу. Любить — это так прекрасно. Но у женщины должны быть и другие интересы в жизни. — Она нахмурила лоб, стараясь поточнее подобрать слова. — Мужчины, как правило, не хотят, чтобы жены вмешивались в их дела, но ведь есть такие вещи, которые они могут делать вместе. А то ведь женщины занимаются домашним хозяйством, а мужья, развлекаясь, бросают их дома и совсем забывают о них.
— Откуда, интересно, вы все это узнали? — спросил маркиз.
— Я читала книги, слышала разговоры, да и Гилли рассказывала мне об этом, — ответила Фортуна. — Так что, выйдя замуж, я хочу, чтобы у нас с мужем были общие интересы.
— Неужели вы думаете, что он захочет разделить ваши? — спросил маркиз. — Ведь интересы женщин сводятся к нарядам, шляпам, сплетням, кухне и детям! Мужчине это не подходит.
— Вот об этом я и говорю, — сказала Фортуна. — Я не хочу провести жизнь, думая только о нарядах. Я ненавижу сплетни — они нагоняют на меня тоску. Я хочу делать что-нибудь нужное, что могло бы помочь другим. К примеру, как мистер Фицгиббон, строить дома для бедных.
— Так вот, значит, чего вам хочется, — резко произнес маркиз. — Быть может, я не так сильно ошибался вначале.
— Вы не правы, — заявила Фортуна, и в ее голосе послышались нотки гнева: — Вы намеренно извращаете смысл моих слов, вы пытаетесь добиться от меня признания, что я влюбилась в человека, которого видела сегодня первый раз в жизни и к которому не испытываю никаких чувств, кроме благодарности, ибо он потрудился объяснить мне то, что, как мне кажется, очень пригодится вам в будущем.
С этими словами она встала.
— Прошу вас, перестаньте извращать мои слова, — жестким тоном попросила она, — и не пытайтесь заставить признаться, что я неравнодушна к человеку, который никогда ничего для меня не значил и не значит! Почему вы такой злой? Почему вы все время выискиваете ошибки во всем, что бы я ни сделала?
Ее глаза полыхали огнем. Она стояла перед ним, сжав кулаки; грудь ее под тонким шелком платья бурно вздымалась. Она казалась в этот момент такой прекрасной и такой хрупкой, что гневные слова, вылетавшие из ее уст, никак не вязались с ее видом.
Маркиз вдруг улыбнулся своей неотразимой улыбкой и протянул ей руку.
— Я вижу, что рассердил вас, — мягко сказал он. — Простите меня, Фортуна. Еще раз приношу вам свои извинения.
Она взяла его руку и опустилась на колени перед ним.
— Прошу простить и меня, — сказала она. — Я знаю, что вспыльчива, но это бывает со мной довольно редко.
— У вас была причина сердиться, — сказал маркиз. — Это я во всем виноват. Просто иногда трудно поверить, что на свете есть женщины, совсем непохожие на тех, что я знал, женщины, совершенные во всех отношениях.