– Он защищал его! – сказала Алена. – Ты не думай! Защищал!
– От кого? От тебя? – Вика заметила, что у Алены губы в шоколаде.
– И я защищала! – сказала Алена с таким негодованием, что Вика ей поверила.
– Значит, от тебя? – Вика грозно шагнула к Саше.
– Кстати говоря, я только хвост хотел взять! – возмутился Саша. – А торта мне вообще маленький кусочек достался! Кстати говоря, самый раскрошенный!
Поняв, что крайнего тут не найти, Вика горестно охнула и начала падать в обморок, но тут сверху их позвала мама. Причем голос у мамы был такой, что чувствовалось: она хочет показать что-то хорошее. Саша, Алена, а потом и Вика с Костей бросились к маме.
Оказалось, что, пока Костя пребывал мартышкой Чичей, мама сделала елку из тех ветвей, что собрали на улице. Как ствол она использовала черенок от старой лопаты, так замаскировав его хвоей с осыпавшейся ветки, что невозможно было догадаться, что это лопата. Сосна вышла как живая. Осталось только ее украсить.
– Но это будет уже завтра! А сейчас спать! – сказала мама и улыбнулась. Потом она на мгновение выключила свет, чтобы показать, что уже ночь, но все равно всем почудилось, что в комнате светло. Это, растворенная в воздухе, продолжала сиять мамина улыбка.
Глава шестая
Большой секрет Покровского
– Тут одна девушка потеряла кастрюлю с картошкой! – начал Петя.
– Где потеряла?
– Дома.
– Нельзя дома потерять кастрюлю с картошкой!
– Трудно, но некоторые девушки ухитряются! – сказал Петя.
Бытовые сценки
Папа Гаврилов сидел за компьютером и пытался уговорить своего героя совершить подвиг. Герой пока отказывался наотрез. У папы с плеча свисала Рита, ухитрившаяся накануне простудиться. Папа покачивал ее на плече и печатал, шлепая Риту по ноге, когда эта нога пыталась капризно лягнуть монитор. Мама готовила суп из крапивы, огромный пучок которой обнаружила в морозилке. Он был заготовлен еще весной.
– Ты хоть яиц туда побольше утопи! И картошки! – советовал Петя.
– Иди готовься к ЕГЭ! Тебе в следующем году сдаваться!
– Я все скачал!
– Куда скачал? В голову? Не лезь руками в кастрюлю! – ворчала мама.
Вика танцевала на кухне, временами падая без сил, когда ее просили посидеть с малышами. Правда, через некоторое время она поднималась и преспокойно шла помогать, но только в том случае, если никто не замечал, что она была в обмороке. Когда человека утешаешь, он действительно понимает, что он бедный, и входит во вкус.
Заметив, что у Риты течет из носа, мама подошла и высморкала ее. Рита вначале покорно позволила это сделать, а потом спохватилась, что с ней этого не обсудили.
– Велните мне мои сепли облатно! Велните мне мои сепли облатно! – закричала она.
Чтобы не спорить с болеющей Ритой, маме пришлось притвориться, что она возвращает сопли назад в нос.
– Вот! А тепель мозес их зяблать! – великодушно разрешила Рита и вновь обвисла на плече у папы.
Тут же по комнате ходил щербатый Саша и исследовал возможности дырки, появившейся на месте переднего зуба. Этот передний зуб долго-долго шатался, но никак не выпадал. А вчера Саша поругался с Аленой в машине. Она его толкнула, а он ей пригрозил:
– Ах так! Я перегрызу тебе подошву сандалии!
Алена сказала:
– А, перегрызай!
А Саша взял и вместо подошвы укусил ее за колено. Алена с перепугу дернула ногой, и раз! – Саша вылез из машины без переднего зуба. Вчера весь вечер ходил с ним и комбинировал:
– Я его под матрас спрячу! Мне зубная фея сто рублей даст.
– И как ты их потратишь? – спросил папа.
– Я их копить буду.
Фея наутро принесла ему сто рублей. Саша убрал их, но заметил, что фея забыла забрать зуб.
– Я, – сказал он, – его завтра снова положу. Фея забудет, что давала… Кстати, у меня еще один зуб рядом шатается!
Наконец Рита уснула. Папа бережно переложил ее на диван, вернулся к компьютеру и написал строчек десять до того места, где герой взял-таки меч и, почесываясь, поплелся совершать подвиг.
В этот момент за воротами гулко, как в бочку, гавкнул Мальчик, и сразу истерично залились лаем Малыш и Табуретка. Это означало, что кто-то едет по улочке-«восьмерке» на велосипеде. Потом этот кто-то грозно крикнул собакам «фу!», и Табуретка вдруг удивленно заскулила, отбегая в сторону. Слышно было, как она забивается под микроавтобус и чешется там, задевая спиной выхлопную трубу.
А еще три-четыре секунды спустя зазвенел звонок. В калитку, пригибаясь, вошел Покровский. За руль он катил велосипед, а в руках у него был водяной пистолет.
– Это по собакам стрелять, – объяснил он. – Раньше я с баллончиком ездил, потом с детским пистолетом, который с шариками, а теперь стал великим гуманистом.
Катя посмотрела на Покровского с уважением. Она любила все великое, начиная с себя.
– Там что, кислота? – спросила она.
– Нет, обычная вода с одеколоном, – сказал Покровский. – Тут главное – удивить собаку. Когда она удивляется, ее мысли переключаются. Конечно, против серьезного пса не сработает, но против таких гавкалок – вполне.
Потянув вверх короткую куртку, Покровский мафиозно подсунул пистолет сзади под ремень и сказал, что хочет поговорить с папой наедине. Если бы он не сказал про это «наедине», никто бы к ним и не полез, а теперь, разумеется, всем стало интересно и все стали лезть подслушивать.
– Пошли на чердак! – сказал папа, и они с Покровским отправились на чердак.
Это было еще таинственнее. Мечтая проникнуть в секрет, Катя и Вика дважды подсылали Алену приносить папе кофе, но Алена не доходила, поскольку по дороге всякий раз выпивала кофе сама. Да и как иначе, если кофе был со сгущенкой, которую она обожала?
На чердаке бродили голуби, размножившиеся за лето и несколько одичавшие. Увидев папу и Покровского, голуби перелетели и уселись на короткую железную решеточку. Тут же на чердаке стоял старый шкаф, в который Гавриловы переложили вещи прежнего хозяина и заклеили дверцы скотчем, чтобы голубиный запах не впитывался в ткань. Сейчас дверца шкафа была приоткрыта.
