– БЕСЕДКА! – крикнул папа.
Подбежавший Покровский стал было водить миноискателем, но потом, одумавшись, отложил его.
– Ступеньки должны были идти отсюда! Со стороны дорожки! Так? А все это сооружение, когда рухнуло, завалилось прямо на лестницу.
– Вот! – философски сказал Петя. – Каких-то сто лет – и все рухнуло! А египетские пирамиды меж тем стоят!
– Ты помогать-то нам будешь? – спросил папа, и они стали осторожно разбирать завал. Примерно через полчаса открылась первая ступенька, вытесанная из плит такого же местного камня.
Покровский погладил первую ступеньку и даже нежно поцеловал ее, сказав:
– Ах ты, моя девушка!
– Мышиная! – сказала Алена.
Покровский вначале вообще не понял при чем тут мыши, а потом догадался, покраснел и, перестав целовать ступеньку, продолжил отбрасывать камни. Они непрерывно съезжали вниз, поскольку, когда убирали нижние, всей куче не на чем было уже держаться.
Но все равно самая тяжелая работа была не у папы Гаврилова, Пети и Покровского, а у мамы. Мама держала за руки Риту, Сашу и Костю, чтобы они не свалились в пропасть. Почему-то близость пропасти настолько их возбуждала, что они даже ногами в землю уперлись, чтобы обязательно помчаться туда и заглянуть.
– Я не упаду-у-у! А! – крикнул Костя и бух! – свалился прямо на ровном месте, потому что мама случайно выпустила его руку.
Пришлось Пете поспешить на помощь маме.
– Послушай великого психолога! – авторитетно сказал он. – Дети делают все наоборот! Чтобы они не хотели в пропасть, надо их туда сталкивать! Вот посмотри!.. А ну иди сюда, маленький мальчик! Цып-цып!
И, схватив Сашу за руку, он потащил его к пропасти. Саша пришел в ужас и на четвереньках стал от нее отползать. За Сашей стали удирать и Рита с Костей.
– Почему-то старших братьев дети слушают лучше, чем родителей, – заметила мама.
– Потому что не питают на их счет иллюзий, – сказал папа.
Еще через час, когда начинало уже темнеть, папа с Покровским докопались до второй ступеньки. Она состояла из двух длинных плоских камней, которые, в свою очередь, упирались еще в два камня, поставленных вертикально. Первый камень они так и не смогли перевернуть. Он сидел в земле как влитой. Зато тот камень, что рядом, чуть поигрывал под рукой. Навалившись, Покровский легко сдвинул его с места.
– ПУСТО! – воскликнул он, отпрянув.
Под камнем не было ничего, кроме сонной ящерки, из-за которой едва не подрались Саша с Костей.
– Может, там глубже зарыто? Может, миноискателем проверить? – тоскливо предложил Покровский.
– Погоди! – сказал папа Гаврилов. – Я думаю, тут все гораздо проще.
Он опустился на колени и стал осторожно ощупывать почву. Потом, почти коснувшись щекой земли, скользнул ладонью под соседний неподвижный камень. Под камнем обнаружилась узкая ниша, примерно в полторы ладони шириной. Папины пальцы вначале скрылись в ней, а потом что-то нашарили.
Папа тащил, а Покровский с Петей нетерпеливо прыгали над ним, хватая друг друга за плечи. Наконец папа перестал тащить и выпрямился. В руках у него была жестяная коробка, видимо из-под листового табака. Буквы с нее давно стерлись. Только каким-то чудом уцелело нарисованное краской лицо франтоватого джентльмена с невероятно пушистыми усами, делавшими его похожим на кота, и с огромной курительной трубкой в зубах.
– Ну как? – жадно спросил Петя.
– Да вот! – сказал папа. – Не знаю!
– Ну она хотя бы легкая или тяжелая?
– Средняя, – сказал папа.
Подсунув под крышку коробки ноготь, он осторожно открыл ее. В коробке оказалось маленькое медное колечко, огрызки двух карандашей – синего и красного, фарфоровая куколка в платье и маленький ножичек с ручкой из перламутра. Кроме того, в жестянке таилась и маленькая выгнутая полубанка-полубутылка, туго заткнутая крышкой. Необычный какой-то пузырек, который можно было обнаружить, наверное, только в доме у доктора. Внутри пузырька, плотно прилегая к выпуклому стеклу, лежала небольшая фотография.
На фотографии был бородатый мужчина в светлом пальто. Рядом с ним женщина с серьезным лицом и семеро детей. Старший мальчик одет как гимназист, младший мальчик в матроске и с очень толстыми щеками. Потом четыре девочки в белых платьях, очень похожие друг на друга, видимо погодки, и младенец на руках у женщины. Голова у младенца смазалась, потому что он, видимо, ею вертел. Сзади на снимке синим карандашом было написано: «ЭТА МЫ!»
– Их тоже семеро! – мгновенно сосчитав, закричала Катя. – Семеро детей у них! Представляете? Как у нас!
– И это все? – спросил Покровский. – А где же сокровища? Где фамильные бриллианты?
– А дети не бриллианты? – спросила мама, но Покровского это сравнение не утешило.
Он бросился на живот и едва ли не всю руку засунул под соседний камень, но, увы, кроме дохлой сколопендры и большого живого жука, ничего не обнаружил. Зато Саша с Костей прыгали от счастья. Они обожали насекомых.
– В банку! В банку! В банку! – кричал Костя, вертясь на месте. Всех найденных насекомых он носил с собой в банке с дыркой, чтобы они не задохнулись.
Покровский медленно встал с земли и отряхнул колени.
– Мне все понятно! – сказал он.
– Что понятно?
– В книгу письмо было спрятано уже ПОСЛЕ! Мы почему-то считали, что жена доктора его не обнаружила. А она нашла! Возможно, даже сама и положила его в книгу. То есть если здесь и было что-то еще, то – фьють! – его уже нету.
– А это что? – папа показал на жестянку.
– А это уже больше на детский клад смахивает. Похоже, детям доктора тоже захотелось спрятать клад. Хорошо это себе представляю. Папа клад оставил, а им что, нельзя? Мама готовится к отъезду, повсюду картонки, чемоданы, а дети пробираются в сад и прячут здесь эту жестянку!
* * *
Сразу после Рождества бабушка и прабабушка уехали, и все дети провожали их в аэропорту. Бабушка Маша стояла очень торжественная, с прямой, как на параде спиной, а прабабушка Зина, выглядывая с краю, тайком показывала детям кулек с конфетами, который они сунули ей в дорогу.
После аэропорта Катя пошла в магазин за губками для посуды и томатной пастой. Она думала о чем-то своем и не смотрела по сторонам. Внезапно рядом кто-то радостно заорал:
– Але, гараж! Своих не узнаем? Чего давно в зоомагазин ко мне не заходите?
