– Нет! Не ты! Ты не знаешь, куда крутить! – закричал Саша, вцепляясь в штурвал с другой стороны.
– Я вам покручу! Мы сейчас все утонем! – взревела Катя, беспощадно хватая Костю и Сашу за уши. При этом она упустила из виду Алену, которая сразу возникла на опустевшем капитанском месте.
– А ты куда крутишь? Маленькая, что ли? – завопила на нее опомнившаяся Катя.
– Я только возвращаю как было, пока Саша не начал вертеть! – объяснила Алена.
Но, видно, вращать штурвал надо было уже в другую сторону, потому что яхта завертелась на месте, подставляя волнам бок.
– Всё! Брысь отсюда, мелкота! – хмуро сказал капитан. – Это мое место!
Он вернулся к штурвалу, и «ДруZба» перестала рыскать. Минут десять Иван управлял яхтой с каменным лицом, но потом смягчился и помирился с мамой, которая угостила его шоколадкой. Вначале Иван гордо заявил, что презирает шоколад, но потом оказалось, что, даже презирая, он ест его вместе с прилипшей фольгой.
– В общем, мы сейчас поймаем ветер и пойдем вдоль берега! Так что не волнуйтесь! Не утонем! – объяснил он маме в знак примирения.
Лучше бы Иван не говорил это «не утонем», потому что рядом с мамой притаились еще одни маленькие ушки. И эти ушки очень взволновались словами «не утонем!». Рита стала виснуть на маминой юбке и, дергая ее вниз, поминутно спрашивать:
– Мам, а я не утону?
– Нет, – отвечала мама.
– Все утонут, а я одна нет?
– Никто не утонет!
Рита кивала и на некоторое время успокаивалась. Потом спохватывалась и спрашивала: «А ситяс я не тону?» Костя и Саша поначалу хихикали и называли Риту дурочкой, а потом тоже взволновались и начали уточнять: «А мы? Мы не тонем? А почему тогда вода под ногами бултыхается? Яхта проткнулась, да?»
Теперь маме приходилось давать однотипные ответы чаще чем раз в тридцать секунд. После десятого ответа мама уже просто, вообще не слушая никаких вопросов, монотонно повторяла: «Не тонем! Не тонем! Не тонем!»
Даже когда Катя ее о чем-то спросила, мама ответила ей:
– Не тонем!
– Да при чем тут «не тонем»? Я тебя спрашиваю: у тебя салфетки есть? – возмутилась Катя.
– Конечно, есть! – сказала мама. – Десяти видов. Тебе какие?
– Значит, нету! – со знанием дела расшифровала Катя.
Убедившись, что яхта наконец повернулась к берегу боком, Саша и Костя успокоились, а Риту мама посадила внутрь спасательного круга. Рита сразу притихла, ощутив себя в безопасности. Это был здоровенный спасательный круг, выгоревший на солнце и ставший из ярко-оранжевого бледно-рыжим. Подписан он был почему-то, не «ДруZба», а «Армеец» и по краям имел крепкую просоленую веревку. О том, что она соленая, Рита узнала, когда начала ее грызть.
Через некоторое время звук мотора странно изменился. Иван вышел из рубки, озабоченно что-то потрогал и, обжегшись, сунул руку в воду за бортом.
– Что и требовалось доказать! – сказал он.
– Греется? – обеспокоенно спросил папа.
– Хоть яичницу жарь! – ответил Иван и заглушил мотор.
И сразу стало тихо. Лишь волны ударялись о борт, раскачивая яхту, которая еще по инерции двигалась вперед. И сразу все Гавриловы ощутили, как они, оказывается, любили этот чихающий и воняющий бензином мотор.
– Мапа! – испуганно пискнула Рита. Она хотела позвать маму, но на глаза ей попался папа, вот и возник таинственный «мапа».
– Значит, пойдем под парусом? – спросил папа бодро.
– Попытаемся, – поправил Иван.
В том, как он поднимал парус, ощущалась робость. Видно, мотором этот морской волк пользовался чаще.
– Будете мне помогать! – сказал Иван.
Петя и папа Гаврилов радостно выпрямились, ожидая, что им доверят парус или хотя бы штурвал, но оказалось, что Иван собирался сказать только, чтобы все легли на дно яхты и лежали не вставая.
– Вот эта вот тяжеленная штука, к которой снизу крепится парус, называется гик! Если она кого гикнет, он улетит в море далеко и надолго. Я понятно объясняю? – спросил Иван.
Объяснено было доступно, и все Гавриловы смирненько улеглись на протекающее дно, чтобы не мешать гику проноситься над ними. Поднятый парус некоторое время трепыхался то в одну, то в другую сторону, точно никак не мог определиться, что ему делать дальше, но потом поймал ветер, и нос яхты вновь начал буравить воду.
– И как? – спросил папа Гаврилов. – Скоро приплывем?
– Пока с ветром более-менее везет! – осторожно отозвался Иван.
– Почему более-менее?
– Никогда не угадаешь ветер.
– А существует какая-нибудь система? Ну там муссон, бриз и все такое?
– Система есть, – подтвердил Иван. – Лови ветер и жди, пока остынет мотор!
– Ладно, – смирился папа Гаврилов. – Тогда никуда не спешим. Будем просто получать удовольствие.
Он осторожно перевернулся на живот и стал смотреть на скалы Тарханкута.
Глава пятнадцатая
Робинзон и его лодка
Он часто думал об этом, анализировал на своем примере и на примере своих знакомых и наконец понял, что дети – такие же, как их родители, и воспринимают не правильные слова, а весь семейный комплекс ценностей в целом. Если хочешь воспитать ребенка – воспитай себя. А если не можешь себя воспитать – терпи от ребенка свои недостатки.
Йозеф Эметс
Плыли они долго. Дважды ветер становился встречным, и тогда Иван заводил мотор, успевавший немного остыть. Потом ветер снова менялся, и на смену мотору приходил парус. Никаких особых происшествий не было, не считая того, что Саша, которому не лежалось спокойно, получил по лбу гиком так, что у него выросла громадная шишка. Вначале Саша здорово разозлился, а потом, утешая себя, сказал – Ничего! Я ему тоже здорово наподдал!
Катя и Алена жевали хлеб и, лежа на спине, смотрели в небо. Вика вначале тоже жевала хлеб, а потом спросила, что такое морская болезнь. Ей объяснили. Вика сразу обнаружила, что страдает морской болезнью, и выздоровела только тогда, когда Катя начала отбирать у нее бутылку со сладкой водой. Петя успел два раза искупаться, спрыгивая за борт вместе с кругом и требуя у папы, чтобы он подтягивал его за веревку.
Саша тоже возжелал искупаться. Мама вначале не разрешала, говоря, что море холодное, а потом разрешила, но только в спасательном жилете. Саша сиганул за борт, моментально замерз, и папа достал его, подхватив под мышки.
