Мама поймала Риту под локти.
– Мам! Там такое… такое… такое! – радостно завопила Рита, руками, глазами и высокими подпрыгиваниями выражая всю степень своего восторга.
– Это глина! – сказала мама.
– Да! Глина! – взвизгнул Костя в еще большем восторге, чем Рита. – А глина – это знаешь что такое? Это гря-а-а-а-азь!
Перед тем как уйти в школу, Катя еще успела натянуть на Риту колготки, правда до этого на нее пошумела и один раз ущипнула, когда Рита стала совать ногу ей в нос. Папа давно заметил, что, когда один ребенок что-то делает для другого ребенка, он почему-то всегда на него кричит, чтобы тот не слишком зазнавался, что для него что-то делают.
Потом мама стала собирать Риту в садик, а Костя остался дома, потому что ему надо было к врачу. От удовольствия, что никуда не идет, Костя прыгал на лавке и высовывал язык, а Рита вертелась и пыталась вывалиться из велосипедного кресла. Ей тоже хотелось к врачу.
– Рита, что ты орешь как резаная? – поинтересовался Костя.
– Я не резаная! Он сказал, что я резаная! – завопила Рита, дергая маму за рукав.
– Рита, не скандаль! – сказала мама и увезла Риту в садик, а папа опять сел печатать.
Когда мама вернулась из садика, то на участке увидела Костю, удравшего из дома тайком от папы. Костя был в огромных резиновых шлепанцах на босу ногу, в трусах и майке, но зато в зимней шапке с ушами, надевать которую уже вошло у него в привычку. Костя все делал с опозданием на один сезон. Зимой пытался носить резиновые сапоги, летом – теплую куртку, а осенью – шорты.
Сейчас Костя стоял перед входом во времянку, дверь в которую была распахнута настежь. На высоком пороге сидел вчерашний таинственный Ктототам и ел кильку в томате, поддевая ее какой-то щепочкой.
– Гутен, как говорится, морген, фрау! – приветствовал он маму. – Вы, конечно, уже видели кедр ливанский?
– Какой еще кедр? – озадаченно спросила мама.
Ктототам вскинул щепочку и нанизанной на нее килькой показал на крышу времянки:
– Обратите внимание на маленькое дерево, проросшее в шифере! И, умоляю вас, не надо утверждать, что это сосна! У сосен никогда не бывает накрененных вершин! Накрененная вершина – это визитная карточка кедра ливанского!
Пока мама ошеломленно созерцала кедр ливанский, очень походивший на обычный бурьян, Ктототам вскочил и, галантно подхватив мамин велосипед за руль, помог ей прислонить его к стене.
– А что у вас, позвольте спросить, за чудо-машина? – поинтересовался он.
– Вот, купили по объявлению, – рассеянно отозвалась мама.
– Дорого?
– Да нет, не очень…
Ктототам опять взмахнул своей щепочкой, перед этим ловко подхватив с нее губами кильку:
– Вот ослы! Сами не понимают, что продают! Это же немецкий велосипед с удлиненной туристической рамой! Он бесценен, поскольку сделан из космических сплавов с добавлением платины! Его прямо сейчас можно обменять на легковой автомобиль! Вот выйти из ворот – и обменять, если попасть на знающего человека!.. Согласны? Меняем?
Мама испуганно замотала головой.
– Ну дело хозяйское! – легко уступил Ктототам. – Не хотите машину – и не надо!.. Кстати, а у вас ложки, случайно, нет?.. А то понимаете, какая пертурбация! Мою ложку – князя Потемкина ложка, серебряная, с гербом! – недавно украл один асоциальный элемент, когда я случайно уснул на вокзале. Я был смертельно болен! Температура сорок два! Жар и одновременно, понимаете ли, бледность! Этот тип элементарно решил, что я помер!
Оглянувшись на Костю, который наблюдал за Ктототамом, распахнув рот до самых гланд, мама отправилась в дом за ложкой.
– И прихватите, пожалуйста, хлеба! Я изголодался, поскольку последние двести километров прошел пешком! После кражи на вокзале остался совершенно без средств! – крикнул ей вслед Ктототам.
Мама взяла хлеба, кабачковой икры, а заодно захватила и папу, сообщив ему, что его вчерашний гость проснулся. Папа вышел вместе с мамой. Чтобы не выдать, что папа взят для охраны, мама доверила ему нести ложку.
– Гуд монинг, мэн, светлый и брадатый! – закричал Ктототам папе, переходя с немецкого на английский. – Это вы вчера стучались в мою скромное уединилище? Простите, я был несколько неглиже и не осмелился, так сказать, приветствовать, чтобы не быть двусмысленно понятым!
Папа Гаврилов заверил его, что ничего страшного, ерунда.
– Очень, очень рад! – воскликнул гость, стискивая папе руку и начиная с большой энергией дергать ее вверх и вниз. – Позвольте представиться: Федор Скрипник!..
Где-то в небе прогремел гром. Это Ктототам перестал быть Ктототамом и обрел наконец имя.
– За ложку, кстати, благодарствую!.. А это что? Кабачковая икра? Чудно! Пища богов, если верить Гомеру!
– Я нож забыла! Намазать нечем! – спохватилась мама.
– О, зачем нож? Нож совершенно не нужен! По религиозным соображениям я не ношу с собой оружия. Я даже рыбу ловлю голыми руками! – заверил ее Федор и очень быстро и ловко накрошил хлеб в кабачковую икру. Потом перемешал и ложкой стал есть.
– В прошлый раз я гостил у тетушки лет восемь назад! – поведал он, кивая на времянку. – Увы, она не дождалась меня! Вы, конечно, ее знали?
Папа сказал, что не знали. Федор, испытавший как будто некоторое облегчение, зацокал языком:
– Ай-ай-ай! Как так можно? Уникальная была дама! Единственная в городе женщина-снайпер! Лично застрелила трехсот двух фашистов, и еще двухсот ей не засчитали.
– Почему?
– Она ходила на задания всегда одна. За линию фронта. Хлопнет двух-трех фрицев, а никто этого не видел. Вот и не засчитают! Чтобы ее обезвредить, немцы выписали своего лучшего снайпера Маттиаса Хетценаура. Он-то ее и грохнул. Женщину, понимаете? Поднялась рука!
Мама с папой удрученно покачали головами. Потом папа, спохватившись, спросил, как же она построила времянку, если, извините, ее застрелили? Федор выудил из банки очередной кусок хлеба, придирчиво оглядел его и сунул в рот. Потом облизал ложку.
– Гм… действительно незадача!.. – признал он. – Но с чего вы решили, что он ее убил? Он ее только ранил. Она двое суток переползала к своим, и ее комиссовали подчистую, потому что она отморозила ноги. Так и жила потом без ног. Характер – эх! – сами можете себе вообразить. Участковый – тот даже на улице этой не показывался: боялся, знаете ли, – вдруг у нее окажется ружье?
