Что дальше? Каким путем пойдет Дагестан после этого? Война с соседями, окончательный крах государства, нищета? Удивительно… но у них даже своего Дудаева не нашлось, чтобы построить хоть и бандитское государство, но государство. И плевать им на демократию. Все, что им надо, – это отжать у прохожего мобильный телефон и дать пощак.
Вот – все.
Это у него отжали телефон в толпе и дали пощак. Просто потому, что увидели – он один и он слабый.
И проблема не в нем самом. Проблема в том, что это не уголовники, решившие примазаться к очередной революции. А обычные ребята, которые «ничего такого» в этом не видят. И придет все к тому, что либо они друг друга поубивают, либо их оккупируют.
И правильно сделают.
Хотя… может, у них и получится. Построят очередной халифат, где уважение к закону заменит отрубание рук и ног и угрозу кровной мести. Где глобальные порывы будут сдерживаться банальным отсутствием ресурсов. Где выживать будут только сильные с автоматом, с друзьями, готовые дать пощак. Где денег особо не будет, да они и не нужны будут – при рабском-то труде. И где, наконец, во всем и всегда будут виноваты кяфиры…
Вот это… да. Это они могут построить…
Аслан Дибиров больше не пошел на работу. Вместо этого он остался дома и как следует наконец выспался. А потом просто сидел на диване и думал о чем-то, не замечая доносившейся из города автоматной стрельбы и взрывов…
Короче, Аллаху акбар…
И так он сидел, пока утром не забарабанили в дверь. Ногами.
Он пошел и открыл, даже не смотря в глазок.
Но это были не грабители и не ваххабитский джамаат, пришедший, чтобы отвести его на площадь и там отрезать голову. Это был Магомед, в военной форме, и с ним два его мюрида, отпихнув его, они прошли в гостиную. У Магомеда было два автомата, короткий ментовский «АКС-74У» за спиной и «АК-103» с коллиматором, который Аслан уже видел во время парада (с которого и месяца не прошло, а казалось, что прошли годы). На поясе был пистолет, из разгрузки торчали автоматные рожки, а глаза были шальные и веселые…
– Салам, Аслан! – весело сказал он, осматриваясь. – Движения не движения?
– Салам.
– Ты давно тут сидишь?
Аслан пожал плечами.
– Ну, ты камень, в городе джихад идет, вахи на суфистов выскочили, такое мясо везде, астауперулла… Ценное есть? Сейф там…
Аслан отрицательно качнул головой
– Вон, разве что ноут, с записями. Бери.
Магомед рассмеялся от души, и тут же каркающе рассмеялись его спутники.
– Ну, ты камень. Собирайся, быстро, мы из города валим. Вахи с гор подошли, еще моджахеды какие-то в порту высадились, такой ай-уй по всему городу. В центре кровяха… море. Давай, давай…
Ну, вот и все. Второй акт Мерлезонского балета…
Аслан начал собираться. Один из боевиков показал пальцем:
– Э, ты что, в этом поедешь?
– А что?
– Камуфло есть? Спортивка какая…
– Нет.
Магомед покачал головой.
– Иногда я думаю, друг, что ты русский, не аварец…
Вещей набралась небольшая сумка, и еще одна, с ноутом, они спустились вниз. Внизу ждали две машины, два камуфлированных пикапа, на обоих – следы от пуль.
– Давай, Мага, ты туда, Аслан ко мне сядет, да… – распорядился Магомед.
– Давай, бросай сумку сюда… – один из боевиков привычно полез назад, в багажник, к пулемету.
Открывая дверь машины, Аслан развернулся и увидел, как во двор свернул черный «Лендкрузер» с черным ваххабитским флагом на древке, торчащим из открытого люка…
То, что произошло дальше… было как во сне, он сам не ожидал от себя такого…
Вот в его руках каким-то чудом оказывается автомат, лежащий на заднем сиденье их джипа – «АК103» с длинным, на сорок патронов, пулеметным магазином и подствольником ГП-30. Вот он открывает огонь – с рук, не раскладывая приклада, особо не целясь, от бедра. Вот пульсирующая линия трассеров безошибочно находит внедорожник, клюет по стеклам, и на месте ровной, гладкой тонировки появляются уродливые дыры с расходящимися от них лучами. Вот «Лендкрузер» клюет влево, врезается в высокую живую изгородь, проламывает ее и останавливается. Вот с хлопком взрывается то ли бак, то ли газовый баллон – и машину охватывает играющее, почти прозрачное пламя. Вот из салона выскакивает человек, штаны у него горят, он делает шаг, другой – и падает под градом пуль. Автоматы стучат и стучат, дырявя кузов джипа, а он стоит и сжимает в руках свой расстрелянный до последнего патрона автомат, не веря в то, что он это сделал. Не веря в то, что он убил людей.
– Ай, Аслан, ай, саул
[33] тебе! – орет Магомед. – Красава! Как ты вахов сделал! Красава! Все, поехали!
Кто-то затолкал его в салон, и машина тронулась…
Аслан пришел в себя только на окраине Махачкалы.
Уходили по Буйнакской трассе. Магомед гнал машину за сто, не жалея подвеску. Мимо проносились дома и виллы, автобусные остановки – пригород. На обочине горела расстрелянная маршрутка, повсюду стреляли, и во рту был омерзительный привкус рвоты. Стреляли все и во всех.
– Куда мы едем? – спросил он Магомеда.
– На хрен! – весело ответил он, приглушив музыку, и уже совсем другим, серьезным голосом добавил: – В кутане
[34] сбор, там решим, что делать. Мы на границе были, мало того что азеры границу перешли, так еще и вахи нам в спину стали стрелять. Я этих вахов всю домовую книгу порву. Укрепимся в горах, наведем движения – хрен они нам что сделают. Там все свои, никаких лесных – отвечаю. А если сил не будет, уйдем к Рамзану. У него людей уже сейчас немало, там и менты, и спецназ – все есть. Байат
[35] Рамзану принесем и вернемся, уже с армией. Я этих хайванов в Каспии буду топить, зря ты их из тюрем освободил. Политические-шмалитические. Надо было всех закрытых в камерах кончить. И семьи их выселить все из республики или тоже кончить. Пусть выселяются в Турцию, если такие соблюдающие…
– Зачем ты меня спас? – спросил Аслан.
– Ну, у меня должок перед тобой, помнишь? А потом – честный ты человек, Аслан. Хипишнутый только. Но все равно – честный. Такие жить должны…
В кутане, большом селе, размером почти что с райцентр, аншлаг, все улицы забиты, незнакомые джипы, «КамАЗы», бронированные, оставшиеся от ментов «уазики». Меж стен тяжело ворочаются бэтээры…
