На базаре торговали сезонными фруктами, картошкой. В отличие от московских базаров предлагали активно, хватали за руки.
– Мужчина, картошка свежая…
– Дорогой, персик откуси, попробуй…
Картонки с ценами на товар, сидящие на перевернутых ящиках продавцы… все как в девяностые. Как будто и не было двадцати прошедших лет.
Своего он узнал сразу – борода, усов нет, подвернутые до середины голени штаны – чтобы шайтаны не цеплялись. Подошел, представился.
– Я Магомед.
– Я-лла. Я вас уже час жду.
– Задержался в дороге. Маршрутка еле ехала.
В маршрутку набилось аж двадцать человек. Тяжелые нынче времена.
Парня звали Ильяс, у него была модная, с заниженной подвеской «Приора». Шаркая днищем машины по колдобинам, он рассказывал Магомеду последние новости из жизни Махачкалы и республики, а из магнитолы лилась тягучая восточная музыка нашида.
– …Короче, русисты ушли, а нацпредатели и джахили
[97] как сидели, так и сидят. В Госсовете, в ДУМе – как были, так и есть, хуже даже стало. Мюриды эти дебильные
[98] из всех щелей повылазили со своими шейхами, распространяют свой нифак. Суфии как были, так и есть, ни в одной мечети имама не сменили. Вчера на Котрова опять драка была, человек двести махались
[99], стреляли. Это таклид, надо общее восстание делать, чтобы был истинный ислам, как во времена Пророка, мир ему.
Парень покосился на пассажира, ожидая, что тот отреагирует на слова о Пророке «мир ему», но тот ничего не сказал.
– …А те, кто тут заблуждения распространяет, пусть в Россию едут и там распространяют свою джахилию. Правильно я говорю?
Эх, мальчик, мальчик. Знаешь ли ты, что такое всеобщее восстание, и как оно выглядит – особенно после того, как лет пять пройдет с его начала. А если не знаешь – так и не говорил бы. Аллах – ему ведь все ведомо…
Поужинали, легли спать. Легальный брат
[100], приютивший его, жил на окраине, в хрущовке – но отдельно, один. А проснулся Магомед от хорошо ему знакомого, далекого стука пулеметных очередей…
Ту-ту-ту-ту. Ту-ту-ту-ту.
– Нурали! – Он прошел в соседнюю комнату и стал будить хозяина квартиры. – Нурали, просыпайся. Движения какие-то…
Не дожидаясь, пока Нурали окончательно проснется, он вышел на балкон, занавешенный тонкой кисеей. Со стороны правительственного квартала в небо взлетали трассеры.
Что произошло на самом деле – потом так и не смогли понять.
Одни говорили, что правительственные силы предприняли нападение на адрес исламского фонда, а там случайно оказался целый джамаат с оружием. Другие – что это какой-то джамаат, возбужденный дневным столкновением со стрельбой на Котрова, шел с оружием, чтобы занять Госсовет, что в истории Дагестана уже, кстати, было. Но факт тот, что бои начались еще ночью, а утром, после намаза, к центру стал подтягиваться весь город…
Примерно к середине дня обстановка в городе стала явственно склоняться в сторону повстанцев, к которым примкнула часть городского населения, которому новая-старая власть надоела уже до чертиков.
По сути, Махачкала – это город на побережье, прижатый к берегу горами. Из него есть четыре пути для отступления – по Аэропортовскому шоссе, на Каспийск по бывшему Комсомольскому шоссе, на Дербент по Имама Шамиля вдоль железнодорожных путей и на Буйнакск – по одноименному шоссе, идущему через частную застройку. Правительственный квартал расположен ближе к побережью, его контроль дает возможность контролировать и стратегически важные морпорт и железнодорожный вокзал, который в Махачкале совмещен с морским
[101]. Но когда в Нефтяном порту началась высадка боевиков «Исламского государства», переброшенных морем с того берега Каспия, – правительственные силы поняли, что удержаться им не удастся. И, собрав все силы, пошли на прорыв в сторону Комсомольского проспекта по короткому и широкому Ленинскому проспекту (Расула Гамзатова). У железнодорожного моста завязался самый страшный бой с начала того дня…
Бывший проспект Ленина был застроен в основном невысокими, четырехэтажными, сталинками. Здание Дома быта было тоже четырехэтажным, но уже новой постройки, с виду оно было похоже на бетонную гребенку, царапало взгляд. Внутри было не лучше: коридоры советского стиля (белый верх, грязно-зеленый низ), пол с дешевым линолеумом «под паркет», узкие коридоры, разномастные двери. Радовало только одно – держава цемента не жалела, так что рухнуть оно не должно было.
Они уже продвинулись до гостиницы «Ленинград» и заняли перекресток со знаменитой «Двадцать шестой»
[102]. Впереди были джамаатовские, а Магомед был в это время как раз у Дома быта, вместе с какими-то чеченцами и несколькими местными парнями. На его глазах один парень со старым «СКС» разгреб хлам, разбил прикладом дверцу, достал пару бутылок колы. Свернул голову одной, отхлебнул, зажмурил от удовольствия глаза.
– Лазат
[103].
В этот момент раздался тоненький нарастающий свист, который так хорошо знаком профессионалам.
– Миномет!
Взрывы хлестнули горячим воздухом, бетонной крошкой, осколками. Ударили по ушам.
– В здание! – заорал Магомед, как самый опытный. – Ползком, не вставать!
Они ползли в здание, до входа было метров пятнадцать, но их можно было никогда не пройти. За их спинами мина попала в автобус, к счастью, пустой.
– Что за нах…
– Они на прорыв пошли, – сказал один из чеченцев, – надо позицию занять. Бронетехника пойдет…
На крышу выхода не было. Они едва успели занять позиции, как действительно пошел прорыв. Бронетранспортеры и БМП чередовались с «Лендкрузерами», «Лексусами» и «Кайеннами», но это было не самое страшное. Страшнее были тачанки – пикапы с пулеметами, часто крупнокалиберными. В отличие от стрелка БТР стрелок на тачанке отлично видит все происходящее и реагирует мгновенно. Вот почему, кстати, американцы предпочитают БТРу «Хаммеры» с защищенным пулеметом и даже щит делают из дорогого бронестекла. Время реакции и тактическая осведомленность тут важнее защищенности от поражающих факторов ядерного взрыва…
