– Они что там, совсем?
– Говорят, что вы за деньги продались. Абу Салеху, говорят, в эту пятницу голову отрубят на площади.
Магомед уже не сдержался – выругался.
– Он же воевал!
– Аль Саед сказал, тем тяжелее его вина. Скверну надо выжигать огнем.
– Вот с..а.
– Многие из полка уходить собираются.
– А вот это зря.
Камиль тяжело вздохнул.
– Вот сами подумайте, товарищ подполковник, – он впервые назвал Магомеда русским званием, – сколько братьев полегло за то, что тут шариат Аллаха был. Ну, вот он, шариат – и что? Жрать нечего, срач никто не убирает, кругом как был весь этот неджес
[112], так и есть, как брали взятки, так и берут.
– Ты прав. Но дело не в этом.
…
– С системой можно сражаться только изнутри, понял? Уйдете вы – наберут других. Понял? Кто-то должен оставаться.
…
– Пацанам передай, пусть держатся.
– Хорошо, передам.
– Не показывайте вида. Делайте все, что они говорят. Они преступники – и Аллах накажет их нашими же руками.
– Хотелось бы.
– Эй!
…
– То, что происходит, есть козни шайтана, пробравшегося в души многих, очень многих людей.
– Да? А не слишком ли многих?
Магомед не нашелся, что ответить на этот простой, в общем-то, вопрос.
– Вам надо бежать из города. Сейчас я поговорю с дядей.
Камиль откинул полог тента и спрыгнул вниз. Магомед остался сидеть на мешке, схватившись за голову и думая, куда, в какие глубины ада им еще предстоит опуститься. Говорят, что человек за одно плохое слово будет семьдесят лет лететь в глубину ада… а какое же наказание уготовано им за то, что они совершили.
Аузу била мина шайтан и раджим.
Через несколько минут в кузов постучали, и Магомед вылез. Камиль стоял рядом с дядей Сохрабом и выглядел смущенным.
– Дядя Сохраб говорит, – сказал Камиль, смотря на землю, – что сейчас не те времена, когда они хорошо жили, и потому он может оказать вам гостеприимство только на три дня, как это предписывает шариат. Но рабочих рук не хватает, и дядя готов дать тебе работу в обмен на еду и кров, и если ты согласишься, то можешь оставаться у него столько, сколько потребуется.
Магомед долго не думал.
– Я готов работать.
– Извините, эфенди, но…
– Все нормально. Эфенди Сохраб, да воздаст вам Аллах за вашу доброту.
Сохраб кивнул.
– Тогда можешь начинать прямо сейчас. Как только появятся покупатели, надо будет разгрузить «КамАЗ» и погрузить мешки на то, на чем они приехали.
– Нет проблем.
– Можешь спать в кузове или на спалке, когда я там не сплю. Я буду говорить, что ты мой дальний родственник из города. Как тебя звать?
– Как и Пророка – Мохаммед. Но лучше если Мамед.
– Значит, Мамед…
Мука распродалась достаточно быстро, и на обратный путь они нагрузили в «КамАЗ» всякой всячины, китайской и турецкой, то, что может пользоваться спросом в горах. Когда они ехали в обратный путь, Магомед осторожно спросил:
– А машины проверяют?
– Мою – нет, – сказал Сохраб, – я, когда ехал в город, уплатил за оба конца.
– Тогда нельзя ли свернуть в одно место? Погрузим кое-что из моих пожитков.
Сохраб исподлобья глянул на нового работника.
– Хоть ты и пришел от Камаля, который сын моего брата, и я поклялся именем Аллаха, что выведу его в люди, проблемы мне не нужны.
– Проблемы сейчас везде, – сказал Магомед, – а то, что я погружу, хорошо позволяет их решать. По крайней мере, лучшего решения я не знаю. Время сейчас сами знаете какое. Помогите мне – и можете выбрать себе, что вам будет по руке, – в подарок. Который в наши нынешние времена не будет лишним.
Сохраб думал недолго.
– Хорошо. Будь по-твоему. Показывай, куда ехать.
Исламский вилайят Дагестан… Горы. Июнь 2017 года
Облако село на гору…
Сразу стало темно. Облако пахло сыростью и почему-то еще землей. Это было похоже на то, как ложишься головой на мокрую подушку. Тревожно заблеяли овцы, Магомед сказал несколько слов – и они утихли. Понимали, что человек рядом, и значит – все хорошо.
Оставалось только ждать, пока ветер развеет мокрую хмарь.
Вот уже почти месяц Магомед жил в горах. Вдали от города, вдали от войны, вдали от джихада, как его прадед, который, по семейным рассказам, был пастухом. Сохраб дал ему стадо, и он со снайперской винтовкой и собакой, которая не сразу, но признала Магомеда, ушел в горы. Спустится он только ближе к зиме.
Пасти овец – не так-то просто, хищников хватает, как четвероногих, так и двуногих. Но его военный опыт и подготовка снайпера помогали – он уже застрелил трех волков, одного – на бегу. Еще одного – самого опасного – он застрелил с нескольких метров. Появились волки, которые шли к людям, даже ластились, делая вид, что они собаки, пока не подбирались на расстояние для верного броска.
Все как у людей.
Одиночество и горы давали Магомеду возможности подумать. Он думал… он многое понял вообще-то. Все, что произошло… это не только конфликт Абу Салеха и Далгата Мусагирова, тут все намного сложнее. Не будь этого конфликта, их бы все равно сломали – под любым предлогом. Докопались бы до камня, например, почему у вас волк на шевроне, живое нельзя. И объявили бы предателями.
Потому что те, кого они привели к власти – своей кровью и своими жизнями, – начали строить государство. Не менее несправедливое, чем русское. И первыми, от кого они должны были избавиться, – это те, кто помог им прийти к власти. Потому что они опасны, потому что они имеют заслуги и имеют право судить. И могут точно так же привести к власти других. А это никому не надо.
Вот за что Абу Салеху и отрубили голову на площади. Только за это.
Война не закончилась – он закончил ее. Он просто пасет овец, не желая иметь с этим ничего общего. Он достаточно сделал на пути Аллаха – но как оказалось, не приблизился к нему ни на шаг. Возможно, отшельничество и аскетизм помогут…
Туча начала рассеиваться – и в серой дымке он заметил белую букашку, двигающуюся по дороге. Это был джип.
Наверное, это была воля Аллаха. Потому что ничем другим это объяснить было нельзя.
Джип – это был «Порш Кайенн» – сломался. Понятное дело – машина совсем не для этих гор, и совсем не для гор вообще. До нее было больше километра, и он наблюдал за ней, пытаясь просохнуть, – хоть какое-то развлечение. Те, кто приехал, чинили машину, а потом со стороны села появился «Мицубиси Паджеро», из него вышел сухой высокий человек в чем-то наподобие военной формы. Магомеду он показался знакомым, он достал винтовку, которая лежала под буркой (от сырости), чтобы посмотреть. А когда увидел – чуть не нажал на спуск.
