– Как ты думаешь, что он имел в виду?
– Ума не приложу. Он сказал, что, как только приедет в Вашингтон, мне позвонит. В понедельник вечером зарегистрировался в отеле «Карлтон». Сегодня среда, а он так и не позвонил. И вчера не ночевал у себя в номере.
– Откуда ты знаешь?
Берн нетерпеливо фыркнул.
– Билли, ты ведь тоже служила в разведке! Что бы ты сделала на моем месте?
– Наверное, заплатила бы пару баксов горничной за информацию.
– Вот именно. Его не было всю ночь, и он до сих пор не вернулся.
– Ну, может, просто… загулял?
– По-моему, весьма маловероятно.
Берн был прав. Люк отличался страстным темпераментом, но в сексе его привлекало не разнообразие, а сила чувств. Кому, как не Билли, об этом знать?
– Да, наверное, ты прав, – согласилась она.
– Позвони мне, если он вдруг появится, хорошо?
– Конечно.
– Увидимся.
– Пока.
Билли повесила трубку и медленно опустилась на табурет. Повседневные дела были забыты; она вспоминала Люка.
1941
Машина мчалась по шоссе 138, что разрезает Массачусетс и бежит на юг, к Род-Айленду. Облака рассеялись, и дорогу ярко освещала полная луна. Обогревателя в стареньком «Форде» не было: Билли подняла воротник пальто, укуталась шарфом и натянула перчатки; ноги у нее совсем закоченели. Хотя, пожалуй, стоило померзнуть ради того, чтобы провести два часа в машине рядом с Люком Люкасом – пусть он и не ее парень. Красивые мужчины, с которыми Билли приходилось иметь дело до сих пор, раздражали ее смешной и утомительной самовлюбленностью; но этот красавчик, как видно, исключение из правила.
Иные гарвардские студенты рядом с привлекательными женщинами нервничают: не вынимают сигареты изо рта, или начинают прихлебывать из фляжки, или беспрерывно приглаживают волосы и поправляют галстук. Иное дело Люк: он уверенно вел машину, держался спокойно и непринужденно поддерживал беседу. Шоссе в этот поздний час было почти пустым, так что он нередко отводил взгляд от дороги и смотрел на свою собеседницу.
Сперва они говорили о войне в Европе. Как раз сегодня утром во дворе Рэдклиффа прошли студенческие дебаты: сторонники вторжения страстно доказывали, что Америка должна вступить в войну, сторонники изоляции с тем же пылом защищали противоположную точку зрения. Обе стороны развернули плакаты и раздавали листовки с изложением своих взглядов. Послушать их собралась целая толпа – мужчины и женщины, студенты и преподаватели. Спор не был отвлеченным – все понимали, что студенты Гарварда, попав на фронт, скорее всего погибнут там первыми.
– У меня в Париже есть родственники, – говорил Люк. – Я хотел бы, чтобы мы высадили туда войска и им помогли. У меня с немцами личные счеты.
– У меня тоже – я ведь еврейка, – ответила Билли. – Но, чем отправлять американцев умирать в Европу, я бы лучше открыла страну для беженцев. Лучше спасать людей, чем убивать!
– Вот и Энтони так говорит.
Билли поджала губы, вспомнив сегодняшнее происшествие.
– Не могу тебе передать, как я зла на Энтони! – призналась она. – Почему он не мог нормально обо всем договориться и убедиться, что его друзья будут дома?
Она ждала, что Люк ей посочувствует, однако тот ее разочаровал.
– По мне, оба вы были не слишком осторожны, – заметил он с несомненной ноткой упрека в голосе.
Билли почувствовала себя задетой, но проглотила резкий ответ, просившийся на язык, – в конце концов, она у Люка в долгу.
– Ты защищаешь своего друга, и это правильно. И все равно он обязан был подумать о моей репутации!
– Да, но и ты тоже.
Такая резкость удивила Билли. До сих пор Люк был с ней безукоризненно любезен.
– Ты так говоришь, словно это моя вина!
– Ничьей вины здесь нет, вам просто не повезло, – ответил он. – Тем не менее Энтони поставил тебя в такое положение, что любое неудачное стечение обстоятельств может сильно тебе навредить.
– Уж это точно!
– А ты ему позволила.
Билли закусила губу. Неодобрение Люка ее расстроило: сама не понимая, почему, она очень хотела, чтобы этот парень не думал о ней дурно.
– Как бы там ни было, – решительно сказала она, – больше я такой глупости не сделаю! Ни с кем!
– В сущности, Энтони отличный парень. Умница. Правда, немного эксцентричный.
– Когда на него смотришь, сразу хочется начать о нем заботиться – причесать, выгладить ему рубашку и сварить куриный бульон.
Люк рассмеялся, а потом спросил:
– Можно задать тебе личный вопрос?
– Попробуй.
На миг он встретился с ней взглядом.
– Ты его любишь?
Хотя вопрос был неожиданный, Билли нравились мужчины, способные ее удивить, так что она ответила честно:
– Нет. Он мне очень нравится, мне с ним легко и приятно, но я его не люблю. – И тут же подумала о девушке Люка – Элспет, признанной первой красавице Рэдклиффа: высокой и стройной, с длинными золотисто-рыжими волосами, красивой холодной нордической красотой. – А ты? Ты любишь Элспет?
– Вряд ли я вообще понимаю, что такое любовь, – ответил Люк, не отводя взгляда от дороги.
– Уклончивый ответ.
– Верно. – Он бросил на нее задумчивый взгляд – и, как видно, решив, что с ней можно быть откровенным, продолжил: – Если честно, то это очень похоже на любовь. Ни одна девушка в прошлом не нравилась мне так, как она. Но, понимаешь… я еще не уверен, что это настоящее.
Билли ощутила укол вины.
– Вряд ли Энтони с Элспет понравилось бы, как мы здесь их обсуждаем, – заметила она.
Люк смущенно кашлянул и сменил тему.
– Чертовски не повезло, что вас застукали в Хаусе!
– Надеюсь, это не выйдет наружу. Ведь Энтони могут исключить!
– И не его одного. Тебе тоже достанется.
Об этом Билли старалась не думать.
– Вроде бы они не поняли, кто я. Я слышала, как один из них сказал что-то про «шлюху».
Люк бросил на нее удивленный взгляд – и Билли сообразила, что Элспет, должно быть, не употребляет при нем слов вроде «шлюха». И ей не стоило.
– Пожалуй, по заслугам, – добавила она. – В конце концов, меня застали среди ночи в мужском общежитии!
– Вряд ли это оправдывает грязную брань, – заметил Люк.
И снова его слова прозвучали как обвинение не только тому незнакомому студенту, но и ей самой. А он колючий парень, Люк, подумала Билли. С ним нелегко, он ее злит… но этим ей и нравится. Она вдруг почувствовала, что в машине не так уж холодно, и сняла перчатки.
