– Что это за место? – спросил он вполголоса в благоговейном страхе.
– Вокзал Юнион-стейшн, – ответил Пит.
Люк выдохнул с облегчением: происходящее обрело смысл. Теперь он заметил и грязь на стенах, и комок жвачки на мраморном полу, и конфетные обертки и окурки по углам. Ну конечно! Просто вокзал – ранним утром, когда еще нет пассажиров. Он сам нагнал на себя страху, словно ребенок, которому в темной спальне мерещатся чудовища.
Пит двинулся к арке с надписью «Выход», и Люк поспешил за ним.
– Эй! Эй, вы двое! – послышался грубый голос откуда-то сбоку.
– Вот черт! – пробормотал Пит и ускорил шаг.
К ним приближался толстяк, затянутый в железнодорожную форму – и явно кипящий от праведного гнева.
– Вы что здесь делаете, а? Бродяги чертовы!
– Уже уходим, уже уходим! – униженно пролепетал Пит.
Люку стало противно, но он промолчал.
Однако толстяку, как видно, мало было просто их выгнать.
– Вы что, здесь ночевали? – продолжал он, следуя за ними по пятам. – Вы же знаете, это запрещено!
Люк почувствовал, что закипает от гнева. Какого черта посторонний жирдяй распекает его, словно мальчишку? Впрочем, в конце концов он действительно ночевал в этой проклятой уборной.
– Здесь вам не ночлежка, уроды вонючие! – надрывался толстяк. – А ну проваливайте! – И толкнул Люка в плечо.
Люк резко обернулся.
– Не смейте меня трогать! – Он сам поразился холодной угрозе, прозвучавшей в его голосе. Толстяк-железнодорожник застыл, как вкопанный. – Мы уходим. Ничего больше не надо ни говорить, ни делать. Ясно?
Толстяк попятился, глядя на него с нескрываемым страхом.
– Пошли, пошли! – поторопил Пит.
В следующий миг Люку стало стыдно. Пусть этот парень – грубиян, но вокзальный служащий имел полное право выгнать бродяг. Зачем его запугивать?
Вместе с Питом он вышел через величественную арку в темноту. Перед входом в вокзал были припаркованы несколько машин. Стоял колючий холод, и Люк плотнее запахнулся в истрепанное пальто. Зима в Вашингтоне, морозное зимнее утро. Должно быть, январь или февраль.
Интересно, какой сейчас год?
Пит повернул налево; он явно знал, куда идти.
– Куда мы? – спросил Люк.
– На Эйч-стрит есть благотворительная столовка. Споешь гимн-другой – и получишь бесплатный завтрак.
– Я так голоден, что готов и ораторию исполнить!
Пит уверенно шагал по узким извилистым улочкам мимо многоквартирных домов для бедноты. Город еще спал: магазины, закусочные, газетные киоски – все закрыто. Бросив взгляд на окно первого этажа с дешевыми блеклыми занавесками, Люк вообразил себе неведомого хозяина этой квартиры – как он лежит сейчас под теплым одеялом, а под боком у него посапывает жена – и ощутил укол зависти. Что-то подсказывало ему, что его место здесь, в предрассветном сообществе людей, спешащих по своим делам, когда прочие еще спят. Вот рабочий в грубой одежде идет на работу; вот крутит педали велосипедист, закутанный в огромный шарф; вот проезжает мимо автобус, и в ярко освещенном салоне курит единственная пассажирка…
Мучительные вопросы крутились в голове и не давали покоя. Долго ли он пьет? Пробовал ли бросить? Есть ли у него родные, друзья? Как он познакомился с Питом? Где они раздобыли выпивку? Где пили? Но Пит молчал, и Люк сдерживал свое нетерпение: он надеялся, что, перекусив, его спутник станет поразговорчивее.
Впереди показалась церковь; маленькая и непрезентабельная с виду, она втиснулась между кинотеатром и табачной лавкой. Бродяги вошли в боковую дверь, спустились по лестнице в подвал и попали в длинную комнату с низким потолком. С одной стороны – небольшое возвышение и рояль, с другой – плита. Между ними три ряда длинных деревянных столов со скамьями. Здесь уже сидели трое бродяг, каждый за отдельным столом, и терпеливо ждали. У плиты плотная женщина помешивала какое-то варево в кастрюле. Седобородый мужчина в воротничке священника, заметив новоприбывших, поднял взгляд от кофеварки и улыбнулся.
– Заходите, заходите! – приветливо заговорил он. – Идите сюда, в тепло!
Люк бросил на него подозрительный взгляд.
В подвале действительно было тепло, после ветра и мороза на улице – даже жарко. Люк расстегнул заскорузлое от грязи пальто.
– Утро доброе, пастор Лониган! – поздоровался Пит.
– Вы здесь уже бывали? – спросил пастор. – Что-то я вас не припомню.
– Я Пит, а это Люк.
– Надо же – Петр и Лука, как два апостола! – Улыбка и добрый юмор пастора казались вполне искренними. – Завтрак еще не готов, но у нас есть свежий кофе.
Удивительно, подумал Люк. Каждый день встает ни свет ни заря, чтобы накормить завтраком толпу бомжей – и ему еще хватает сил шутить и улыбаться!
Тем временем пастор разлил кофе по толстостенным кружкам.
– Молоко, сахар?
Любит ли он кофе с молоком? С сахаром? Этого Люк не знал.
– Да, спасибо, – ответил он наугад и, приняв кружку, сделал большой глоток.
Кофе показался ему тошнотворно сладким. Значит, «в прошлой жизни» он пил черный без сахара. Впрочем, напиток утолял голод – и Люк быстро прикончил всю кружку.
– Через несколько минут мы вместе помолимся, – проговорил пастор. – А тем временем подоспеет знаменитая овсянка миссис Лониган!
К этому моменту Люк убедился, что его подозрения беспочвенны. Пастор Лониган – приятный человек, которому нравится помогать ближним.
Люк и Пит сели за грубый деревянный стол. Исподтишка Люк разглядывал своего спутника. До сих пор он обращал внимание лишь на лохмотья и грязь на лице, но теперь заметил, что во внешности Пита не заметны следы давнего бродяжничества и пьянства: нет ни вздутых вен, ни сеточки лопнувших сосудов на лице, ни шрамов, ни синяков. Кроме того, он молод – на вид не больше двадцати пяти. Однако во внешности Пита была приметная особенность: продолговатое багровое родимое пятно, идущее от уха к нижней челюсти. Зубы неровные и бесцветные. Темные усы он, должно быть, отрастил, чтобы отвлекать внимание от плохих зубов – в те дни, когда еще заботился о своей внешности. Люк чувствовал в нем какой-то подавленный гнев. Наверное, думал он, Пит обижен на весь мир – из-за родимого пятна на лице или по какой-то иной причине. Может быть, он из тех, кто верит, что страну губят враги – будь то китайские мигранты, негры, возомнившие себя равными белым, или те десять безымянных богачей, что втайне правят рынком ценных бумаг.
– На что это ты уставился? – поинтересовался Пит.
Люк пожал плечами и промолчал.
На столе лежали газета, раскрытая на странице с кроссвордом, и огрызок карандаша. Люк бросил на нее рассеянный взгляд, затем взял карандаш и принялся заполнять пустые клеточки.
