Позади возникла секретарша. Люк уже приготовился к скандалу, когда она неожиданно ласково проговорила:
– У вас какие-то проблемы?
От ее доброты вдруг комок подступил к горлу.
– Мне очень неловко… – ответил Люк. – Дело в том, что я потерял память. Ничего о себе не помню. Но уверен, что работал в ракетостроении – вот и пришел сюда, надеясь встретить кого-то, кто меня узнает.
– Сейчас вы никого здесь не встретите, – ответила она. – Профессор Ларкли читает сегодня в Смитсоновском институте лекцию о ракетном топливе, в рамках Международного года геофизики, и весь наш факультет пошел его послушать.
Люк ощутил прилив надежды. В лекционной аудитории, полной геофизиков, наверняка найдется хоть кто-то знакомый!
– А где Смитсоновский институт?
– В центре города, прямо на набережной, возле Десятой улицы.
По Вашингтону он сегодня колесил достаточно, чтобы более или менее представлять его географию, – и понял, что это недалеко.
– А когда лекция?
– Началась в три.
Люк взглянул на часы. Три тридцать. Если он поторопится, то успеет к четырем.
– Смитсоновский институт, – повторил он.
– Да. Лекция в Музее авиации, в отдельном здании сзади.
– А вы не знаете, сколько примерно людей должно быть на лекции?
– Человек сто двадцать.
Сто двадцать геофизиков!
– Спасибо вам! – воскликнул Люк и бросился назад, к машине.
15.30
Вращение корпуса второй ступени стабилизирует полет ракеты, усредняя индивидуальные различия в работе одиннадцати двигателей, кольцом расположенных вокруг нее.
Билли страшно злилась на Лена Росса. Пост замдиректора по науке должен занять лучший ученый, а не тот, кто лучше умеет очаровывать спонсоров! Она все еще кипела от ярости, когда после обеда секретарша директора клиники попросила зайти к нему в кабинет.
По профессии Чарльз Силвертон был финансистом, однако хорошо понимал нужды ученых. Управляющий фонд ставил перед клиникой две задачи: облегчать течение психических заболеваний и их исследовать. А Силвертон свою задачу видел в том, чтобы решать административные и финансовые вопросы, не отвлекая медиков от работы. Билли он нравился.
Кабинет Силвертона располагался в бывшей столовой викторианского особняка: здесь сохранились камин и роспись на потолке. Хозяин кабинета жестом пригласил Билли сесть и начал разговор:
– Вы видели сегодня утром людей из Фонда Соуэрби?
– Да. Лен показывал им стройку, и я к ним присоединилась. А что?
Вместо ответа он продолжал:
– Вы не сказали ничего такого, что могло бы кого-то из них задеть?
Билли нахмурилась, припоминая.
– По-моему, нет. Мы говорили только о новом крыле больницы.
– Знаете, я действительно хотел, чтобы должность замдиректора по науке досталась вам.
– А почему в прошедшем времени? – встревоженно спросила Билли.
– Лен Росс – компетентный специалист, – продолжал Силвертон, – но вы – выдающийся ученый. Вы на десять лет его моложе и сделали в науке гораздо больше.
– Фонд поддерживает кандидатуру Лена?
Силвертон замешкался с ответом; ему явно было неловко.
– Откровенно говоря, они настаивают на его кандидатуре. Обещают в противном случае лишить нас гранта.
– Черт побери! – потрясенно воскликнула Билли.
– У вас есть знакомые, связанные с Фондом?
– Да. Один из членов правления – мой старинный друг, Энтони Кэрролл, крестный моего сына.
– А почему он в правлении? Чем он занимается?
– Он служит в Госдепартаменте, а благодаря богатой матери состоит в руководстве нескольких благотворительных учреждений.
– Может быть, у него на вас какой-то зуб?
Билли задумалась, на миг погрузившись в прошлое. После неприятных событий, в результате которых Люк бросил Гарвард и ушел на войну, она была очень зла на Энтони. Однако со временем обида исчезла – особенно когда Билли увидела, как Энтони заботится об Элспет. Тогда Элспет погрузилась в уныние и практически перестала учиться; ей грозило отчисление. Бедняжка бродила по колледжу как тень – бледный рыжеволосый призрак, худела и пропускала занятия. Спас ее Энтони. Он сблизился с ней, хотя их отношения так и не перешли из дружбы во что-то большее. Занимался с ней вместе, помог выйти из депрессии и благополучно получить диплом. Этим он вернул себе уважение Билли, и они вновь стали друзьями.
– Когда-то мы были в ссоре, – ответила она. – Давным-давно, в сорок первом году! Все это в прошлом.
– Может, кто-то в правлении восхищается работой Лена?
Билли снова задумалась.
– У нас с Леном разные подходы. Он фрейдист и всему ищет психоаналитические объяснения. Если пациент вдруг теряет умение читать, Лен видит в этом подавленный подсознательный страх перед литературой или что-то подобное. Я же вижу в вероятной причине повреждение мозга.
– Что ж, наверное, против вашей кандидатуры выступает какой-нибудь ярый поклонник Фрейда.
– Должно быть, так, – вздохнула Билли.
– Необычная ситуация, – сказал Чарльз. – Как правило, фонды не вмешиваются в принятие решений, которые требуют суждения профессионалов. Однако это не запрещено.
– Сдаваться я не собираюсь! Какую они привели причину?
– Мне позвонил председатель, неформально. Просто сказал: они считают, что Лен более квалифицирован.
– Ну нет, – покачала головой Билли. – Должно быть какое-то другое объяснение!
– Почему бы вам не спросить своего друга?
– Именно так я и сделаю, – ответила она.
15.45
При помощи стробоскопа конструкторы точно определили точки корпуса, на которых следовало расположить балансирующие грузы, чтобы не допустить опасных вибраций, способных разрушить всю конструкцию.
Перед тем как выехать из кампуса Джорджтаунского университета, Люк сверился с картой. Смитсоновский институт располагался посреди парка под названием Молл. Ехать туда примерно десять минут. Допустим, еще пять минут уйдет на поиск лекционного зала – выходит, он подойдет как раз к концу лекции, когда там еще будут слушатели. И наверняка кто-нибудь его узнает!
На Девятой улице Люк повернул направо и, преисполненный надежд, поспешил на юг. Однако через несколько секунд сзади взвыла полицейская сирена, – и сердце его пропустило такт.
Он взглянул в зеркало заднего вида. На хвосте, мигая фарами, висел полицейский патрульный автомобиль. На переднем сиденье сидели два копа; один из них что-то прокричал и сделал знак рукой – мол, сворачивай на обочину и тормози.
