«Знакомое имя», – подумал Люк.
– Ах да, в библиотеке я наткнулся на ее книгу.
– Она – моя бывшая жена и наша с тобой старая подруга. – Берн продиктовал Люку номер телефона Билли.
– Хорошо, сейчас ей позвоню. Берн…
– Да?
– Я потерял память, и вдруг оказывается, что моя старая знакомая – специалист по проблемам памяти. Чертовски удачное совпадение, верно?
– Это уж точно! – ответил Берн.
16.45
Последняя ступень ракеты, цилиндрической формы, несет на себе спутник. Она совсем небольшая: восемь дюймов в длину и шесть в ширину, а весит чуть больше тридцати фунтов.
Позвонить Энтони сразу, выйдя из кабинета Силвертона, Билли не смогла. У нее была назначена беседа с пациентом: футболистом, получившим сотрясение мозга от столкновения на поле. Интереснейший случай: в результате сотрясения из его памяти полностью стерлись события, начиная за час до игры. Однако во время беседы Билли была рассеянна: снова и снова она возвращалась мыслями к Фонду Соуэрби и Энтони Кэрроллу. Наконец с футболистом было покончено, и, кипя от нетерпения и досады, Билли набрала номер Энтони. Ей повезло: он взял трубку после первого же гудка.
– Энтони, – резко начала она, – что, черт возьми, происходит?
– Многое, – ответил он. – Египет и Сирия собрались объединяться
[12], женские юбки становятся все короче, а Рой Кампанелла попал в аварию и скорее всего не сможет больше играть за «Доджеров»
[13].
Билли едва не сорвалась на крик.
– Я не получила должность замдиректора по науке, на которую очень надеялась. Ее дают Лену Россу. Ты в курсе?
– Да, кажется, что-то слышал.
– Энтони, я не понимаю! Если бы еще меня обошел действительно хороший ученый со стороны – Сол Вейнберг из Принстона, например, или кто-нибудь в том же роде… Но Лен Росс? Все знают, что я лучше!
– Думаешь?
– Да брось! Вспомни, ты сам уговаривал меня заняться этим направлением – в конце войны, когда мы…
– Да-да, помню, – торопливо прервал ее Энтони. – И ты, пожалуйста, не забывай, что это все еще засекреченная информация.
Билли трудно было поверить, что и теперь, семнадцать лет спустя, то, чем они тогда занимались, остается государственной тайной. Но сейчас перед ней стоял более важный вопрос.
– Фонд настаивает на кандидатуре Лена.
– Полагаю, у них есть на это право.
– Энтони, поговори же со мной!
– А я чем занимаюсь?
– Ты – член правления. Ситуация очень необычная: как правило, фонды в такие вопросы не вмешиваются, оставляют их на усмотрение специалистов. Ты должен знать, что заставило их пойти на такой исключительный шаг!
– Нет, этого я не знаю. Более того, думаю, что никакого «шага» и не было. Во всяком случае, заседание по этому поводу не проводилось.
– Но Чарльз сказал, что все уже решено!
– К сожалению, боюсь, что так и есть. Такие вопросы редко решаются в открытую. Скорее всего директор фонда с одним или двумя членами правления перетерли за рюмкой в клубе «Космос», потом кто-то из них позвонил Чарльзу и шепнул ему словцо. А Чарльз не может позволить себе ссориться с директором фонда – вот и согласился. Так это всегда и делается. Меня только удивило, что с тобой Чарльз разоткровенничался.
– По-моему, он сам был изумлен. Не понимал, зачем им понадобилось меня отодвигать. Может быть, ты знаешь?
– Скорее всего причина какая-нибудь самая простая. Этот Росс женат?
– Да, и у него четверо детей.
– Ну вот! Наш директор не любит, когда высокооплачиваемые должности занимают женщины. По его мнению, высокие зарплаты должны оставаться у мужчин, чья обязанность – кормить семью.
– Бога ради! У меня на руках ребенок и больная мать!
– Я же не сказал, что в этом есть логика… Ладно, Билли, извини, мне пора бежать. Позвоню тебе позже.
– Хорошо, – ответила она.
Билли повесила трубку – и еще некоторое время сидела у телефона, пытаясь разобраться в своих чувствах. Что-то в этом разговоре ее насторожило, и теперь она спрашивала себя, что именно. Разумеется, Энтони вполне мог не знать о махинациях руководства Фонда. Почему же она ему не верит? Должно быть, потому, что он был с ней холоден и говорил уклончиво, а это совсем на него не похоже.
Скорее всего Энтони ей лгал.
17.00
Четвертая ступень изготовлена не из нержавеющей стали, а из легкого титанового сплава. Экономия на весе в два фунта позволила нагрузить ракету дополнительным научным оборудованием.
Энтони дал отбой – и тут же телефон зазвонил снова. Подняв трубку, он услышал раздраженный и испуганный голос Элспет:
– Господи боже, я четверть часа не могу до тебя дозвониться!
– Я разговаривал с Билли. Она…
– Неважно! Энтони, я только что говорила с Люком.
– Господи! Как?!..
– Заткнись и слушай! Он в Смитсоновском институте, в Музее авиации, с ним какие-то физики.
– Еду.
Энтони бросил трубку и выскочил из кабинета. Пит, дежуривший у дверей, припустил за ним. Вместе они выбежали на улицу и прыгнули в «Кадиллак».
Итак, Люк что-то выяснил о себе – по крайней мере смог связаться с женой. Плохо. Очень плохо. Все трещит по швам. Но, может быть, дело еще удастся поправить, если Энтони доберется до Люка раньше, чем кто-нибудь другой.
«Кадиллак» промчался по Индепенденс-авеню и Десятой стрит; путь занял всего четыре минуты. Оставив машину у заднего входа в Институт, Энтони и Пит бросились в старый ангар, где располагался Музей авиации.
У входа они сразу заметили телефон-автомат… и никаких следов Люка.
– Разделимся, – сказал Энтони. – Я пойду направо, ты налево.
Он быстро шел по залам и вглядывался в лица посетителей, переходящих от витрины к витрине. В противоположном конце здания он встретился с Питом – тот молча развел руками.
Пит проверил мужской туалет, Энтони заглянул в кабинеты для сотрудников. Здесь были телефоны; должно быть, отсюда Люк и позвонил Элспет.
