Она кивнула.
– Этому пациенту назначили лечебную процедуру, способную привести к глобальной амнезии.
– Господи Иисусе! – потрясенно проговорил Люк.
Его охватили ужас и отвращение – и в то же время жгучее любопытство. Выходит, кто-то намеренно лишил его памяти! Это объясняет, почему за ним следили – неведомый враг, кто бы он ни был, хотел удостовериться, что «лечение» подействовало.
– Пациента осмотрел и назначил ему лечение мой коллега, доктор Леонард Росс. Хотелось бы мне послушать, как он это объяснит! В норме пациента вначале помещают под наблюдение, обычно на несколько дней, и лишь затем назначают лечение. И я даже представить себе не могу, какие медицинские причины могут быть для того, чтобы выписать пациента немедленно после процедуры, среди ночи – пусть даже по просьбе родственников. Так просто не делается.
– Значит, этого Росса ждут неприятности.
– Не факт, – вздохнула Билли. – Если я на него пожалуюсь, меня могут обвинить в интриганстве: мол, я зла на Лена за то, что он, а не я, получил должность замдиректора по науке.
– А когда это произошло?
– Сегодня.
– Сегодня Росс получил повышение в должности? – изумленно спросил Люк.
– Ну да. Ты думаешь, это не совпадение?
– Черт побери, конечно нет! Его подкупили. Пообещали ему должность в обмен на то, что он пролечит пациента от несуществующей шизофрении и тут же выпишет.
– Поверить не могу… Хотя нет, могу. Пожалуй, Лен на такое способен.
– Но он здесь – лишь чье-то орудие. Кто мог его подкупить? Директор больницы?
– Нет, – покачала головой Билли. – На кандидатуре Росса настоял фонд, финансирующий эту должность, Фонд Соуэрби. Теперь я понимаю…
– Да, все сходится… хотя нет, по-прежнему ничего не ясно. Зачем кому-то в Фонде Соуэрби лишать меня памяти?
– Кажется, я знаю, кто это может быть, – медленно проговорила Билли. – Энтони Кэрролл. Он состоит в правлении Фонда.
Имя показалось знакомым. Люк вспомнил: Энтони Кэрролл – знакомый церэушник, о котором говорила ему Элспет.
– И все же остается вопрос, зачем.
– Зато теперь мы знаем, кого об этом спрашивать! – ответила Билли, снимая трубку телефона.
Пока она набирала номер, Люк пытался привести в порядок мысли. Последний час принес ему сразу несколько потрясений. Он услышал, что память никогда к нему не вернется. Узнал, что любил Билли и потерял ее. А теперь выяснил, что памяти его лишили намеренно, и что в этом замешан какой-то тип из ЦРУ!
– Я хотела бы поговорить с Энтони Кэрроллом, – произнесла в трубку Билли. – Это доктор Джозефсон. Хорошо, – настойчиво продолжила она после короткой паузы, – тогда передайте ему, что мне необходимо с ним поговорить как можно скорее. – Она взглянула на часы. – Пусть позвонит мне домой примерно через час. – Вдруг на ее лице отразился гнев. – Послушай, парень, не вешай мне лапшу на уши! Мне прекрасно известно, что ты можешь ему сообщить что угодно и когда угодно, в любое время дня и ночи! – И она бросила трубку на рычаг.
– Извини, – проговорила Билли, смутившись под взглядом Люка. – Просто этот парень ответил: «Ну, посмотрим, чем я могу помочь…» – таким тоном, как будто одолжение мне делает!
Люк припомнил: по словам Элспет, в Гарварде они были большими друзьями – Люк, Энтони и Берн.
– Этот Энтони… Я думал, он мой друг.
– Верно, – ответила Билли, и ее выразительное лицо омрачилось. – Я тоже так думала.
19.30
Проблема температуры – основное препятствие к тому, чтобы отправить в космос корабль с экипажем. Чтобы определить эффективность обшивки, на «Эксплорере» установлено четыре термометра: три внешних датчика измеряют температуру на поверхности спутника, а четвертый – температуру внутри приборного отсека. Желательно, чтобы последняя составляла от сорока до семидесяти градусов по Фаренгейту – температурный диапазон, при котором может нормально существовать человек.
Берн жил на Массачусетс-авеню, на живописном берегу Рок-Крик, по соседству с особняками богачей и иностранными посольствами. Квартира была отделана и обставлена в испанском духе: с белыми стенами, на которых висели солнечные южные пейзажи, и изящной колониальной мебелью темного дерева. Люк вспомнил слова Билли: Берн воевал в Испании во время гражданской войны.
В последнее верилось без труда. Пусть его темные волосы уже редели и живот слегка нависал над поясом легких домашних брюк, но в суровом решительном лице, в жестком взгляде серых глаз чувствовался боец. Люк даже усомнился, что этот человек, судя по всему, твердо стоящий на ногах, поверит его удивительной истории.
Берн тепло пожал гостю руку и налил ему крепкого кофе. Рядом, на граммофоне, стояла фотография в серебряной рамке, запечатлевшая мужчину средних лет в разорванной рубахе и с винтовкой в руках. Люк взял ее, чтобы рассмотреть поближе.
– Ларго Бенито, – объяснил Берн. – Самый надежный друг. Я воевал с ним в Испании. И в его честь назвал сына, хотя Билли предпочитает называть парня Ларри.
Должно быть, Берн вспоминает войну в Испании как лучшее время жизни…
– Хотел бы я, чтобы и мне было о чем вспомнить! – со вздохом заметил Люк.
Берн устремил на него острый взгляд.
– Так, давай-ка выкладывай, что за чертовщина с тобой творится.
Люк сел и рассказал Берну обо всем, что они с Билли выяснили в больнице.
– Не знаю, поверишь ли ты хоть одному слову, – закончил он, – но все равно решил рассказать, потому что надеюсь, что кто-то все же прольет свет на эту загадку.
– Сделаю все, что смогу.
– В Вашингтон я прилетел в понедельник, накануне запуска ракеты, чтобы увидеться с генералом из Пентагона для какой-то загадочной цели, о которой никому не хотел рассказывать. Жена встревожилась и позвонила Энтони, попросила его за мной присмотреть. Энтони созвонился со мной, и мы договорились вместе позавтракать утром во вторник.
– Пока все звучит разумно. Энтони – твой старинный друг; когда мы с тобой познакомились, вы с ним жили в одной комнате.
– Дальше начинаются предположения и догадки. Видимо, я встретился с Энтони утром во вторник, перед поездкой в Пентагон. Он подсыпал мне что-то в кофе, я заснул, а он погрузил меня в машину и отвез в Джорджтаунскую психиатрическую клинику, положив туда под вымышленным именем. Затем связался с доктором Леном Россом и, используя свое положение – он член правления Фонда Соуэрби, финансирующего клинику, – уговорил его подвергнуть меня лечебной процедуре, стирающей память.
Тут Люк замолчал, ожидая, что Берн воскликнет: «Быть не может! Полная чушь! Как ты умудрился такое выдумать?» Однако Берн спросил только:
– Но, боже правый, зачем?
