Около полуночи они вернулись в Кембридж и, проехав по Мемориал-драйв, остановились в парке, на берегу Чарльз-ривер, неподалеку от эллинга. Обогревателя в машине не было; Элспет подняла меховой воротник пальто и прижалась к Люку в поисках тепла.
Они разговаривали о фильме. Элспет считала, что в реальной жизни героиня Джоан Фонтейн, спокойная и рассудительная девушка, воспитанная чопорными родителями, едва ли влюбилась бы в такого «обаятельного негодяя», какого сыграл Кэри Грант.
– Так поэтому-то она на него и запала! – возразил Люк. – Почуяла в нем опасность!
– Разве опасные люди привлекательны?
– Еще как!
Элспет отвернулась и уставилась на отражение луны в беспокойных волнах. Ей вспомнилась Билли Джозефсон: опасная штучка, это уж точно!
Почувствовав ее раздражение, Люк сменил тему.
– Кстати, сегодня профессор Дэвис сказал мне, что я могу, если хочу, защитить диссертацию прямо здесь, в Гарварде.
– Почему он об этом заговорил?
– Я упомянул, что надеюсь попасть в округ Колумбия. «Зачем? – ответил он. – Оставайтесь здесь!» Я объяснил, что в Нью-Йорке живет моя семья – а он на это: «Семья? Пфф!» Как будто тот, кто хочет чаще видеться с сестренкой, никогда не станет серьезным математиком!
Люк был старшим из четверых детей. Мать его была француженкой; они с отцом Люка познакомились в Париже в конце Первой мировой войны. Элспет знала, что Люк очень любит братьев-подростков, а одиннадцатилетнюю младшую сестру просто обожает.
– Профессор Дэвис – холостяк, – ответила она. – Он живет только работой.
– А ты не думала защититься?
Сердце Элспет пропустило такт.
– Думаешь, стоит? – Что это? Он просит ее поехать вместе с ним в Колумбию?
– Почему нет? Ты в математике круче большинства наших парней.
– Я всегда хотела работать в Госдепартаменте…
– И жить в Вашингтоне?
Элспет не сомневалась, что Люк не планировал этого разговора. Просто размышлял вслух. Таковы мужчины: запросто, мимоходом говорят о том, что способно определить всю твою жизнь. Однако мысль о том, что они могут разъехаться по разным городам, ему явно не понравилась. Что ж, думала Элспет, у этой задачи очень простое решение – и, несомненно, очевидное ему, как и ей!
– Ты когда-нибудь была влюблена? – вдруг спросил Люк. И, словно сообразив, о чем спрашивает, поспешно добавил: – Извини, это очень личный вопрос, я не имею права спрашивать…
– Все нормально, – ответила Элспет. Желание Люка поговорить о любви играло ей на руку. – Да, было дело, – небрежно бросила она, с удовлетворением отметив, что по его лицу в неверном лунном свете скользнула тень неудовольствия. – В семнадцать лет. В то время в Чикаго начались забастовки сталелитейщиков, а я тогда очень увлекалась политикой. Вот и пришла в штаб забастовщиков и предложила свою помощь. Передавать сообщения, варить кофе, все такое. Там был один молодой активист по имени Джек Ларго, мы работали вместе, – и я в него влюбилась.
– А он в тебя?
– Что ты, конечно, нет! Ему было двадцать пять лет, и на меня он смотрел как на ребенка. Разумеется, был со мной милым, обаятельным… Он со всеми таким был. – Поколебавшись, она добавила: – Хотя… однажды он меня поцеловал.
Наверное, этого не стоило рассказывать Люку – однако Элспет слишком хотелось выговориться. Никому и никогда еще она об этом не рассказывала.
– Мы с ним вдвоем в задней комнате упаковывали листовки. Я сказала что-то такое, что его рассмешило, – уже не помню, что. И вдруг он говорит: «Элли, ты просто сокровище!» – знаешь, он был из тех людей, что всех вокруг называют сокращенными именами, ты для него наверняка стал бы «Лу». Так вот, он сказал: «Ты просто сокровище» – и меня поцеловал. Прямо в губы. Я чуть от счастья не умерла. А он пошел дальше раскладывать листовки по коробкам, как будто ничего не случилось.
– Мне кажется, он все-таки тоже был в тебя влюблен.
– Не знаю.
– А что было дальше? Где он сейчас?
Элспет покачала головой.
– Умер.
– Как? Такой молодой!..
– Его убили. – Она сглотнула непрошеные слезы. Еще не хватало, чтобы Люк решил, что она до сих пор тоскует по Джеку! – Администрация завода наняла двух полицейских. После смены, в штатском, они подкараулили Джека в пустынном месте и забили до смерти арматурой.
– Господи Иисусе! – проговорил Люк, глядя на нее широко раскрытыми глазами.
– Все в городе знали, кто это сделал, но никого так и не арестовали.
Он взял ее за руку.
– Я читал о таких случаях в газетах, но мне казалось, это что-то из другой жизни…
– Это реальность. Завод должен работать и приносить прибыль. Всякого, кто попытается этому помешать, сотрут в порошок.
– Послушать тебя, получается, что наша промышленность ничем не лучше организованной преступности.
– По-моему, особой разницы в самом деле нет. Ладно, неважно. Я этим больше не занимаюсь, с меня хватит. – Вот дура! Люк заговорил о любви – а она умудрилась перевести разговор на политику. – А ты? – спросила она, возвращаясь к прежней теме. – Ты кого-нибудь любил?
– Даже не знаю, – с сомнением в голосе ответил он. – Наверное, я вообще не очень понимаю, что значит «любить».
Типично мужской ответ!.. Но в следующий миг он ее поцеловал, и Элспет расслабилась.
Ей нравилось прикасаться к нему во время поцелуев: кончиками пальцев гладить волосы, уши, затылок – нежно, словно касаниями крыльев бабочки. Иногда он отрывался от ее губ, чтобы с легкой улыбкой взглянуть на нее; в такие мгновения ей вспоминались слова Офелии из «Гамлета»: «Стал пристально смотреть в лицо мне, словно его рисуя»
[4]. А потом вновь склонялся к ее губам. «Что ж, – думала Элспет, – по крайней мере, я ему действительно нравлюсь».
– Не понимаю, – наконец произнес он, – почему говорят, что семья – это скучно! Ведь женатых людей ничто не отвлекает!
О, он заговорил о семье!
– Их отвлекают дети, – с улыбкой ответила Элспет.
– А ты хотела бы когда-нибудь иметь детей?
Элспет ощутила, что ее дыхание учащается. О чем он спрашивает?
– Конечно.
– Я хотел бы четырех.
Как и у него в семье!
– Мальчиков или девочек?
– И тех и других.
Наступило молчание – Элспет боялась заговорить, чтобы не спугнуть мгновение. Пауза затягивалась. Наконец Люк поднял на нее серьезный взгляд.
– А ты что об этом думаешь? Четверо детей – как тебе?
