Не думаю, что Богине есть какое-то дело до Штадена. Земные проблемы ее волновали очень редко, на каждого дуэлянта внимания обращать она не будет. Да и уверена я была, что такие, как Штаден, вообще не должны размножаться и чем раньше прервут их существование, тем лучше для окружающих. Если одного Штадена еще можно было пережить, то десяток способны запугать весь город. Но все же наказание даже я посчитала слишком суровым – ведь в результате дуэли никто не погиб, а второго участника вообще к суду не привлекали, что не очень-то и справедливо.
– Все по закону, инора Клодель, – недовольно сказал бургомистр. – Ни единого параграфа его мы не нарушили и не нарушим. Хотите – сами свод законов почитайте.
Он выразительно потряс толстенным фолиантом, лежащим перед ним на столе. Но инора Клодель даже не обратила на это внимания.
– Инор бургомистр, одумайтесь! Академия после такого безобразия не будет присылать студентов в Борхен!
– Не будет, и не надо, – важно сказал бургомистр. – Зачем они городу нужны? От них одни проблемы и никакого доходу казне! Еще возражения есть?
Инор судья недовольно на него посмотрел, но не возразил, а лишь повторил вопрос. Больше никто за Штадена не вступился. Бургомистр оживился и предложил не переводить казенные харчи, а привести приговор в исполнение как можно скорее. Я посмотрела на осужденного – Штаден был абсолютно спокоен, как будто это не его собирались вешать, а общежитские простыни на просушку. Он молчал и, казалось, даже не слушал, что там в зале говорят. Так же спокойно он пошел на площадь.
Пока жители города собирались на площади, где стояла виселица, бургомистр важно покачивался на каблуках с довольным видом. Когда он решил, что народа уже достаточно, выпятил и без того выдающийся живот и важно зачитал решение о казни. Инора Клодель запричитала о неоправданной жестокости приговора, она прижимала к лицу мгновенно промокший кружевной носовой платок и цеплялась за мой локоть, словно боялась упасть без поддержки. Бургомистр недовольно на нее посмотрел и добавил:
– Поскольку мы все законы соблюдаем, что бы там некоторые ни говорили, то вот еще что. Ежели найдется девица, желающая взять его себе в мужья, то от казни он избавляется. Но он и его жена должны будут немедленно покинуть город без права на возвращение. Есть желающие?
Я с любопытством осмотрелась – интересно, найдется ли кто-нибудь, все-таки барон, хотя и совсем без денег, да и пользовался он у местных красоток несомненным успехом. Вон их сколько ломилось на его половину нашей комнаты. Но, наверное, потенциальные баронессы больше боялись разгневать бургомистра, чем хотели приобрести баронский титул. Ради любимого человека можно согласиться на изгнание, но ради совсем постороннего – мало кто готов. У некоторых инорит глаза покраснели, но сделать шаг вперед и согласиться на брак ни одна не решилась. Бургомистр выдержал положенные протоколом десять минут и махнул рукой палачу начинать. Штадена потащили к петле. Наша руководительница опять схватилась одной рукой за сердце, другой – за меня. И вдруг я поняла, что если немедленно не сделаю хоть что-то, то мне в скором времени придется транспортировать в академию хладный труп однокурсника и его вещи. Эта перспектива настолько меня напугала, что я решительно бросилась вперед и закричала:
– Стойте! Я готова выйти за него замуж!
В конце концов, магам разводы разрешены, если оба согласны и нет совместных детей, так что, как только отсюда выберемся, в ближайшем городе расторгнем брак, и все. Так я уговаривала себя, пока священник готовился к проведению ритуала. Сколько я там пробуду женой Штадена? Пару часов от силы. Детей мы за это время завести не успеем, на развод согласны оба сразу после заключения брака. И побыть баронессой даже забавно будет. Интересно, после развода титул сохраняется или нет? Кэрст, наверное, тоже решил, что лучше побыть моим мужем полдня, чем неопределенное время развлекать местную публику, болтаясь на виселице. С его стороны никаких едких реплик, столь обычных для него, не было. Священник торопливо забормотал положенные слова, терпеливо дождался наших ответов на заданные вопросы, а затем привычно обратился к Богине с просьбой благословить наш союз. Это было лишним – ни к чему благословлять то, что просуществует совсем недолго. Но у Богини было свое, отличное от моего мнение, потому что она вдруг взяла и откликнулась! Яркий луч прорезал тучи над головами, сияние окружило нас со Штаденом и растворилось, оставив на запястье неуничтожаемый след.
– Богиня благословила брак, – потрясенно выдохнул святой отец. – Истинный брак! Я такое видел за всю свою жизнь всего несколько раз.
Истинный брак! Это значит, что развод мы получить не сможем! Я в ужасе смотрела на тоненький ободок брачной татуировки, окружившей мое запястье, даже ногтем попробовала поскрести в надежде, что это всего лишь иллюзия, морок, который бесследно исчезнет через некоторое время. Но нет – никакой магии, одна лишь божественная воля. Я подняла глаза на свежеполученного мужа и встретила холодный взгляд и фразу: «Лучше бы меня повесили». В кои-то веки я была с ним совершенно согласна. Не думаю, что доставка тела заняла бы больше нескольких дней, а вот замужество таким коротким быть не обещало.
Стража препроводила нас по месту проживания и терпеливо дождалась, пока мы соберем свои вещи, инора Клодель с причитаниями подписала наши направления, пообещала собранные на нашу долю травки лично отправить в академию и написать замечательные отзывы о нас и нашей ей помощи. А затем нас вывели из города и оставили за воротами. Вот ведь какие, могли хотя бы на дилижанс посадить, все равно ведь из Борхена они полупустые ходят. А теперь стой, жди, когда кто-нибудь подвезти согласится.
– Если и есть у нас шанс расторгнуть брак, – мрачно сказал мой свежеиспеченный «муж», разглядывая украшение на запястье, – так только в центральном храме Гаэрры.
Глава 3
Осознание, что вот это – мой муж, приводило в ужас. Меня трясло, а слезы удавалось удержать с огромным трудом. Штаден тоже счастливым не выглядел. Всю дорогу он угрюмо молчал и старался не встречаться со мной взглядом. Радовало лишь, что к нашим попутчикам он не цеплялся и поездка прошла относительно мирно. В Гаэрре мы прямо с дилижанса направились в главный храм Богини. В другой раз я бы непременно восхитилась этим величественным зданием. Казалось, солнечные лучи пронизывают его насквозь и заставляют сверкать каждый камушек. Золотые детали словно светились изнутри тем необыкновенным светом, что увидеть можно было лишь здесь. Но нынешнее плачевное положение не располагало к любованию архитектурными красотами, так что снаружи мы и мига лишнего не задержались. Внутри также было необычайно светло, солнечные лучики, проходя через многоцветные витражи, дробились на множество ярких огоньков, делали убранство храма необычайно веселым и праздничным. Расшитые ткани выглядели невесомыми, а сама вышивка на них переливалась и притягивала взгляд не меньше, чем виртуозно выполненное изображение Богини. Когда мы с Гретой заходили сюда, то проводили по несколько часов, любуясь всеми деталями убранства и испытывая необычайное чувство благоговения, которое в других храмах не достигало таких размеров. Но сейчас праздник вокруг нас лишь подчеркивал траур внутри. Тянуть мы не стали – обратились к первому же священнику, которого увидели. Тот долго не мог понять, чего мы от него хотим, а когда понял, укоризненно посмотрел и начал отговаривать:
