Артур встрепенулся – нет, не получится вздремнуть, лучше уж ехать вперед.
У Филиппа Орлеанского
Во второе путешествие по Европе Петр взял с собой и двадцатилетнего арапа. Европа поразила Абрама, как когда-то снег. Она слишком разнилась с Россией, ее хотелось понять, многому поучиться…
В честь государя загадочной России Филипп Орлеанский – регент при малолетнем Людовике XV – давал бал в Пале-Рояль. Свиту царя Петра во дворце встречали со всей торжественностью и пышностью, какую можно представить. Царь велел идти за ним по правую руку Абраму, а по левую – переводчику князю Куракину, остальным держаться немного сзади, но не отставать. Взглянув краем глаза на Меншикова, Абрам не без удовольствия заметил про себя: «Ишь, как рожу-то козлиную перекосило! Все норовит Петром управлять, да не выходит. Из грязи в князи скакнул, а неучем был, неучем остался, дубина». И правда, Меншиков с трудом скрывал досаду на государя за пренебрежительное отношение. Впрочем, Петр никогда не считался с правилами этикета, делал так, как считал нужным. И на себе Абрам поймал гнусно прищуренный глаз Меншикова, ненавидящего всех, кого Петр приближал к своей царственной особе, а последнее время арап являлся личным секретарем царя, пользовался его доверием.
Русские вельможи воочию увидели великолепие французского двора. Огромные резные двери открывались словно сами собой, на широких, устланных коврами лестницах стояли лакеи в камзолах и париках, картины, изысканная мебель, наряды дам, которые чувствовали себя на равных с мужчинами… Ничего подобного в России не было. Петром дано было строжайшее указание: не выставлять себя дикарями, рты не разевать на красоты французского двора, а держаться с достоинством. Да где ж тут удержишься при виде эдакой роскоши! У них даже пол, что зеркало, – бери и глядись в него!
– Ничего, Абрашка, – сказал Петр вполголоса, – у меня в Петербурге будет дворец не хуже, а то и получше этого.
В парадной зале у Абрама зарябило в глазах от обилия дам, разноцветных одежд, сверкающих драгоценных камней. Регент встретил государя стоя и с поклоном – правильно, он все же не король, а всего только регент. Тем временем государь и его свита чинно пересекли зал, обменялись приветствиями. Начался бал. Дамы проносились в танцах по зале, подпрыгивали и подскакивали, изящно поворачивались, отчего пышные юбки приподнимались, а под ними мелькали маленькие ножки. Абрам, представленный приемным сыном русского государя и эфиопским князем, пользовался повышенным интересом, возбуждал любопытство аристократов. Он же ничего, кроме дам, не видел, растерялся: какая ножка, туфелька, личико прекрасное. Однако арап отметил, что Меншиков накуксился, ибо на второе место после государя вышел не он, а Абрам. Лакеи подносили на подносах прозрачные бокалы с вином. Поскольку у Абрама в голове образовалось кружение, он задержал за рукав лакея, выпил один бокал, не сводя глаз с дам, затем второй, надумал взять третий…
– Слышь, Абрашка, – шепнул царь, – а не устроить ли и мне у себя в России подобное? Бабам прикажу в платье французском эдак выплясывать, а то сидят дома, как куры на насесте. Как думаешь?
– Что ж, было бы славно, – ответил юноша, пожирая глазами сразу трех мадемуазелек и вожделенно сглотнув, как удав, заприметивший добычу.
– Рот закрой, – тихо приказал царь, – мы не варвары. И не пей, покуда не разрешу, скотина.
Бесполезно приказывать, Абрам таращил глаза как истинный дикарь. К счастью, государя отвлек регент, а к арапскому князю подплыла красивая особа в розовом платье и таком же розовом парике. Вообще-то они здесь все были на одно лицо: одинаково красивы. Она защебетала, увлекая Абрама за собой, а он отвечал ей на ужасном французском, смешившем ее. Соображал Абрам совсем плохо, видя лишь выпуклости, бесстыдно выступающие над декольте, но это было не все. Дама не только смеялась очень смело, она жеманничала, кокетливо щурилась, смотрела прямо в глаза, чего наши девки и бабы не делали. Воспитанный в русских традициях, Абрам понял поведение дамы однозначно: хочет. Он, само собой, тоже не прочь. Только вот где? Плелся за ней по залам, останавливался у картин, вроде бы слушая ее, сам же выискивал удобное место, изнемогая от нахлынувших чувств.
Наконец они очутились напротив небольшой комнаты почему-то без дверей, а там находился крошечный диван-канапе. Абрам сгреб даму в охапку и потащил туда. Черт возьми, она принялась брыкаться! Это все притворство, решил Абрам, разве ж так отбиваются? Вон в России девки: коль не хочет, кулаком сразу в рожу как даст, аж зубы потом крошатся. Он лишь утвердился в правильности намерений, поэтому яростно добивался своего. Изнеженная дама выбилась из сил и сдалась, продолжая ругать страстного юношу:
– О боже мой!.. Вы варвар! Что вы со мной сделали! Негодяй!.. Куда вы так торопитесь, черт возьми?..
Куда? Весьма странная особа! Войти же могут – двери-то нет! К тому же на канапе неудобно, дополнительные трудности доставлял кринолин – проклятые обручи и юбки то закрывали даме лицо, то давили… Оказалось, Абрам торопился не зря. Не успел он встать с… пардон, с дамы, как вдруг появился женоподобный кавалер в кружевах и подвязках. Он удивленно и возмущенно воскликнул:
– Мой бог! Что здесь происходит?
– Вы разве не видите? – пожала плечами дама. – Мы беседуем.
Маркиз, или черт его знает кто, бросился с кулаками на Абрама, грязно ругаясь. Тот не стал ждать, когда его побьют, а чисто по-русски двинул в челюсть невольному свидетелю. Кавалер влетел в стену, затем рухнул на пол и затих.
– Кто он? – спросил Абрам, наклонившись над бесчувственным телом.
– Мой любовник, – ответила равнодушно она.
Нравы при французском дворе были весьма и весьма свободны; не иметь любовника являлось делом неприличным, вот два или три – вполне нормально. Так что, вкусить от русского царского пирога, пусть даже подгоревшего, – дело престижа. Абрам помог даме запихнуть грудь в декольте, и вдвоем они вернулись в залу.
– У вас неплохое чувство ритма, – шепнула она, прячась за веер. – Однако далеко до идеального. Заходите, мы поупражняемся…
…Ух, до чего ж приятная штука – удовлетворение плоти! Довольный Абрам пересекал залу, алчно отыскивая еще какую-нибудь маркизочку – аппетит же приходит во время еды. Приблизившись к царю и регенту, услышал, как Петр хвастал:
– Русские – искусные подражатели во всем. И преуспели во многих видах человеческой деятельности. Нынче не хуже Европы строят корабли, делают оружие, шьют башмаки, рисуют картины.
– Простите, ваше царское величество, – снисходительно улыбнулся регент, – они это делают, согласен, но с помощью Европы. У нас в Европе сложились традиции мастерства. Пока в России осваивают наши достижения, мы идем дальше.
– А мы вскорости обгоним вашу Европу! – не унимался Петр, любивший спорить. – Да у меня талантами кишит вся Россия.
– Да? – недоверчиво и с долей сарказма приподнял брови Филипп Орлеанский. – Что, все-все талантливы, до единого?
