– Вы должны понимать, женщина имеет право на джинсы.
Но тут вдруг один актёр, не буду называть его фамилию, позволил себе настоящую грубость. Он сказал:
– А ну-ка убери свою задницу и не задерживай автобус.
Все замерли. Ещё бы, такое оскорбление! Но Маша за словом в карман не полезла:
– Кто это говорит! Это говорит самый ужасный артист на свете, с которым, вообще, ни один режиссёр не хочет работать.
Кошмарная ситуация!
– Марина, успокойся! – решил сгладить конфликт мой помощник.
– Что Марина? Ты сам про него всегда так говоришь.
Кстати, это ведь было типичное противостояние мужчины и женщины, и Голуб вновь заступилась за женщину.
Что ещё мне всегда нравилось в Маше… Звучит, возможно, негативно, но я говорю с восторгом: она была абсолютно бесстыдная. Она ничего не стеснялась и готова была на любое безумство.
Помню, как однажды в Великобритании (я возил туда «Трех сестёр») в театре за кулисами по телевизору транслировали русский канал. И вдруг все как завопят, потому что увидели на экране Машу, которая участвовала в «Танцах со звёздами». Её поднимали, бросали из стороны в сторону просто как девочку. И главное внимание привлекала к себе мини-юбка. Какой стоял галдёж! Все буквально прилипли к экрану, и завтруппой Ольга Шарапова, которой, к сожалению, уже нет с нами, сказала:
– Если бы юбка оказалась на полметра длиннее, было бы не хуже.
Но что меня не перестаёт восхищать: у Маши ни на грамм не было чувства страха. Она полностью отдавалась тому, что делала. И, конечно, самая замечательная её сторона – это умение смеяться над собой. В той же Бразилии после спектакля артисты ходили в клубы. И как-то Маша забралась на сцену, где пела толстая бразильянка, взяла у неё микрофон и сказала:
– I am Russian star.
Затем они вместе спели и станцевали под восторги публики. Женя Писарев потом возмущался:
– Зачем ты полезла? Тебе что, славы не хватает?
Но Маша ответила блестяще:
– Ты ничего не понимаешь, посмотри, какая она огромная. Я хотела почувствовать себя Дюймовочкой рядом с ней.
Самоирония!
К сожалению, «Борис Годунов» стал единственной нашей совместной работой. Затем я приступил к «Двенадцатой ночи», но туда я не мог пригласить Машу, так как в ролях были заняты исключительно мужчины. Она страшно огорчилась, перешла со мной на «вы». А потом меня попросили поставить «Трёх сестёр», и я понимал, что опять же для Голуб нет роли. Я был обеспокоен и первым завёл разговор:
– Маша, по нашему раскладу ты можешь играть только Анфису, но ты ведь убьёшь меня, если я предложу тебе эту роль.
К счастью, прошло совсем немного времени, и Голуб стала играть у Кирилла Серебренникова, а потом её взяли в труппу МХТ. У меня отлегло от сердца. Я и сам переживал, что театры не зовут к себе столь сильную артистку, проходят мимо её таланта.
Кстати, у нас в «Борисе Годунове» она играла не только Хозяйку. Она была и аристократической полячкой (прекрасно подделывала польский акцент), и дамой в борделе, которая танцевала с Жигаловым и влюбляла в себя Миронова. В режиссуре есть такое выражение, которое ей очень подходит: «игра в высоком разрешении». То есть не как все остальные, а иначе – на высоком уровне. Вот её роли были именно высокого разрешения.
«Пластилин»
Свою следующую серьёзную театральную роль Марина Голуб сыграла в спектакле Кирилла Серебренникова. С ним Марина познакомилась ещё на «Авторском телевидении», потом были съёмки сериала «Ростов-папа». В спектакле «Пластилин» – на сцене Центра драматургии и режиссуры А. Казанцева и М. Рощина режиссёр предложил ей роль Бабушки.
Рассказывает Кирилл Серебренников:
– На роль Бабушки я мучительно искал сильно пожилую женщину, поскольку терпеть не могу эту замшелую традицию, когда молодой человек играет старых людей. Незадолго до этого Маня снималась у меня в картине «Ростов-папа», и я, зная её безграничную общительность, обратился к ней: мол, помоги мне артистку найти.
Она честно искала. А потом пришла и сказала:
– Давай, я попробую сыграть.
Я подумал: с ума, что ли, сошла? Какая в её возрасте бабушка? Но она настояла на своём, попросила устроить кастинг и показала бабушку – свою родную бабушку, которую знала с детства. Я дрогнул. И утвердил её на роль. И все говорили, как замечательно она играет. Она, правда, замечательно играла.
– В том спектакле у нас не было театральности, – говорит Кирилл Серебренников. – Я старался действие максимально приблизить к документальному. Виталий Хаев и Дмитрий Ульянов были похожи на зэков, Андрей Кузичев играл мальчика. В общем, кастинг был максимально приближен к актёрскому материалу – никаких «Я в предлагаемых обстоятельствах».
После «Пластилина» о Кирилле Серебренникове заговорила театральная Москва. И именно благодаря ему Марину Голуб взяли в труппу Московского Художественного театра имени А. П. Чехова.
Кирилл Серебренников:
– В общем, выпустили мы «Пластилин» у Казанцева. Целый год он игрался без особой шумихи, без рецензий, без ничего, пока вдруг – надо отдать ему должное – на спектакль не пришел Виталий Вульф. Он что-то там увидел, разглядел, и… на «Пластилин» хлынула вся Москва. Пришли Галина Борисовна Волчек, Марк Анатольевич Захаров, Олег Павлович Табаков. За два года до этого он уже предлагал мне сотрудничать с МХТ, но тогда мы ни до чего не договорились…
После «Пластилина» первым поступило предложение от Романа Ефимовича Козака – в филиале Пушкинского театра мы приступили к постановке «Откровенных полароидных снимков». Но Маня и здесь была начеку.
– Кирилл, у меня есть молодой человек, – тогда они ещё не были обвенчаны и расписаны. – Может, ты его посмотришь? Мне кажется, он тебе подойдёт.
И она привела Толю Белого…
У меня отвисла челюсть. Роскошный голос, пластика, органика. Для интереса я посмотрел его в каких-то отрывках, и стало понятно, что Маня тщательно с ним работает, вкладывает в него и вкус, и мастерство…
Но главное, что мы стали дружить, стали сотрудничать, и он постепенно сформировался в очень самостоятельного, хорошего артиста. Это случилось на «Полароидных снимках» и дальше ещё в нескольких работах. Но это к слову.
После Романа Козака позвонила Галина Борисовна и предложила сделать спектакль. А на следующий день после нее позвонил Олег Павлович и сказал:
– Кирилл, я понимаю вашу занятость, но давайте вы все-таки подумайте.
Я говорю:
– Олег Павлович, у меня сейчас Театр Пушкина, потом «Современник» и снова Центр драматургии. Может быть, получится через год-два.
Он опять за свое:
– Вы не понима-а-аете… Возможно, Вы одумаетесь?
